Януш Цыран - Голос Лема

Город…

— Нет… — простонал геолог. — Я не верю…

Это были даже не руины, а скалы, памятник некоего магматического извержения, произошедшего миллионы — если не миллиарды — лет назад, изрезанные силами природы в формы столь причудливые и одновременно симметричные, что, хоть издали, хоть вблизи, было легко поддаться иллюзии, что ты имеешь дело с результатом чьего-то инженерного гения.

— Эрозия, — Бринцев истерически засмеялся. — О, мы идиоты. Слепые наивные идиоты… Наш драный обезьяний мозг, обманщик!

— Но… почему? — крутил головой ван Хофф. — Ведь мы действительно видели! Огни, движение, коммуникации!

— Ты уверен? — спросил Карлссон.

— Уверен ли я? Конечно, уверен! Кроме того, почему «уверен»? Есть записи, у нас есть записи.

— И кто из нас их проверил? Кто поднял руку и сказал: «Погодите, может, сперва проконсультируемся с „Корифеем“»? Никто. — Ксенобиолог слабо улыбнулся. — А знаешь, почему? Потому что мы так сильно хотели видеть нечто подобное, что отключили рационализм, чтобы тот не мешал нам это нечто видеть. Как жаждущий путник, принимающий мираж за оазис. А что такое наша жажда, наш мираж? Они. Инопланетяне. Братья по разуму. Мы ищем их так долго, что надежда контакта превратилась в манию. Мы должны их повстречать, поскольку это raison d’être таких как мы, верно? И мы начинаем их видеть оттого же, отчего некто, достаточно долго глядящий в хаотическую совокупность точек, увидит в ней «Подсолнухи» Ван Гога. Или марсианские каналы… Или небоскребы на чужой планете. Наше благословенное и проклятое воображение. Это оно, а не какой-то местный разумный архитектор создало «город».

— Но огни, транспорт, их мы тоже вообразили?

— Ну так погляди, — ответил Карлссон, задрав голову.

Сумерки взбирались по стенам скальных колонн и обелисков все выше, темнота охватывала их метр за метром…

Внезапно в этой темноте «город» ожил тысячью искорок, лазурных огней и проблесков, которые начали проскакивать между поднебесными монолитами. Электрическая волна плыла к их вершинам, как бы сбегая от напирающей снизу тьмы, то и дело порождая небольшие шаровые молнии. Б о льшая их часть сразу улетала в небеса, но некоторые опускались к земле.

— Чудесно, — проворчал ван Хофф. — Фейерверк на сон грядущий.

Когда он это говорил, один из плазменных шаров поплыл к нему и, остановившись на расстоянии в пару метров от лица, не столько взорвался, сколько бесшумно рассеялся.

— Ох, проклятие!

— Майк, ты как? В порядке? — испугался Мирский.

— Все нормально, — крикнул в ответ физик, моргая. — Просто ослеп немного.

Остальные молнии разлетелись над равниной и вскоре тоже исчезли, хотя, если бы им пришлось говорить — куда и каким образом, они вряд ли сумели бы ответить.

— И правда, чудесное представление, — кивнул капитан. — Но, полагаю, нам пора возвращаться.

Никто не возражал. Они чувствовали себя жестоко обманутыми, как зрители, которым вместо шекспировской драмы показали дешевый балаган из искусственных огоньков.

— Да, пойдемте отсюда, — согласился Сайто с ноткой разочарования в голосе. — Базальтовые, пьезоэлектрические останцы. И ради этого я волокся сюда за семьдесят парсеков?

— Вернее: семьдесят три и восемь десятых, — поправил Кронкайт.

И только благодаря своим прекрасным рефлексам не получил брошенным геологом камешком.

Мирский приказал автоботам собрать пробы и выполнить кучу стандартных физико-химических анализов. Не столько в надежде, что машины откроют что-то из того, что избежало человеческого взгляда, но, скорее, для сохранения иллюзии, что они возвращаются хоть с чем-то.

— Ну, в дорогу.

— Per pedes ? — простонал Сайто.

— Можем и так считать, но несколько следующих месяцев единственным способом напрячь ноги будет тренажер, — напомнил капитан.

— Что правда, то правда, — согласился геолог.

Они пошли гуськом, с включенными позиционными огнями, но без ноктовизоров, нужды в которых не было. Даже если бы проводник не чертил маршрут серией дискретных лазерных проблесков, они все равно справились бы.

Ночь была светлой, осиянной театральной завесой Млечного Пути и двумя зеркалами ледяных лун. Каждая деталь топографии прекрасно видима, но эта топография имела мало общего с той, которую они замечали несколько часов назад. Остатки фрактального лабиринта исчезли, разнесенные, как видно, ветром, и от базальтовых останцев до далекого плоскогорья, что черным, отчетливым абрисом вырисовывалось на фоне звездного неба, раскинулась ровная и лишенная каких бы то ни было особых признаков равнина.

«Как мы могли дать себя обмануть, — мрачно думал Мирский, — как такое вообще возможно? Имея за плечами столько опыта, успехов в расшифровке реальности и обладая настолько утонченными техническими средствами, мы все еще позволяем, чтобы этот старый иллюзионист водил нас за нос, готовы давать себя одурачить, попадаясь на один и тот же репертуар примитивных и старых фокусов. Бродим по всей Галактике, заглядываем под каждый камень и в каждую мышиную норку, но что, собственно, является нашей целью? Найти объективную истину или лишь спрятанные под теми камнями конфетки? Мы открываем реальность — или всего-то ищем подтверждение, что она такова, какой мы подсознательно желаем ее видеть? Мы ищем инопланетян или окончательное подтверждение, что их не существует, и что Вселенная принадлежит нам? Истинная или ложная эта картинка? Если ложная, и весь видимый нами мир — не что иное, как инсценировка серых клеток… тогда зачем все это? Патроны добрые и злые, зачем же?»

— АХАВ, — Мирский открыл приватный командный канал. — Ты проанализировал последние данные? Я хотел бы взглянуть.

Ничего. Спектрофотометрия, спинограммы, отношения изотопов, термика, стратиграфия, микроследы… совершенно ничто не указывало на иное, чем естественное происхождение базальтового массива. Фрактальный лабиринт тоже был результатом геохимических процессов. Чрезвычайно сложных и, как раньше заметил Карлссон, с чисто научной точки зрения, несомненно, интересных. Однако капитана это не радовало.

— Почему ты не предупредил, что эта вылазка — пустая трата времени?

— Потому что вероятность того, что отмеченные формации являлись искусственными сооружениями, была достаточно высока.

— Насколько высока?

— Достаточно. Пять сигма для групп из западного полушария.

— Эй, там что-то… Стробоскоп! — вдруг крикнул идущий впереди Бринцев.

Все остановились. Это мог быть очередной обман разума или отсвет лунного сияния, отраженного от зерен кварца. Но нет. Оранжевый огонек мигал отчетливо и регулярно, характерными сериями в точных двухсекундных паузах.