Гордон Диксон - Иллюзорный мир (сборник)

Фелиз во все глаза разглядывал ее.

— А какую одежду носят настоящие люди? — спросил он в конце концов.

— Ну, обычную одежду, — ответила девушка. — Ну да. Как моя, например.

— Вот оно что.

— Конечно, твоя одежда коричневая, а не… — она смущенно покраснела — не черная. И именно поэтому я отправилась разыскивать тебя и пришла сюда. То есть, когда вспомнила об этом.

— Так ты вспоминала обо мне, да?

Она снова покраснела.

— Ну да, конечно, когда ела то…

— Ела? — Внезапно Фелиз осознал, что он обессиленно цепляется за прутья, подобно боксеру, виснущему на веревках, огораживающих ринг.

— Но ведь все-таки нет ничего странного в том, что человеку порой может привидеться именно то, о чем он долго и упорно думает, — смущенно заговорила девушка, словно оправдываясь. — Да и кто бы мог подумать, что еда, которую ты дал мне может оказаться настоящей. То есть, я хотела сказать, откуда мне было знать, что это была еда? Я убежала, то потом все-таки не смогла удержаться от того, чтобы не откусить кусочек. Ведь это пахло настоящей едой и было так вкусно, что я съела все до последней крошки.

— Еще бы, — вставил Фелиз, вспоминая о тех двух толстых ломтях самого настоящего хлеба и зажатом между ними огромком куске холодного мяса. У него потекли слюнки.

— Это было так вкусно!

— Я знаю, — сказал Фелиз.

— Просто объедение.

— Да знаю я. Знаю.

— Особенно начинка. Такая мягкая, ароматная, просто тает во рту…

— Да замолчишь ты или нет?! — в отчаянии взмолился Фелиз. — За последние полгода у меня во рту не было ни крошки.

— Ты не ел целых полгода?! — воскликнула девушка, глядя на него округлившимися от изумления глазами.

— Почти. По крайней мере, за сегодняшний день ничего приличного мне съесть так и не удалось! — прорычал Фелиз в ответ. — А выбраться из этой клетки я не могу, — добавил он упавшим голосом. — Вот так и сдохну здесь от голода.

— Нет, не надо! Не делай этого! — запротестовала девушка. Она подбежала к двери его камеры и дотронулась до чего-то. Раздался щелчок, и дверь открылась. Она же вбежала внутрь и схватила его за руку. — Идем, я отведу тебя к тому странному домику в лесу, и тогда ты сможешь раздобыть еды и для себя.

Фелиз перевел взгляд с нее на открытую настежь дверь камеры. Он открыл было рот, собираясь, видимо, что-то сказать, но затем передумал и снова закрыл его.

— Что? — спросила девушка. — Я сделала что-нибудь не так?

— Нет, — с большим воодушевлением ответил Фелиз. — Все правильно. Все в порядке. И будет еще лучше, когда я смогу, наконец, подумать обо всем на полный желудок. А теперь пойдем отсюда. — И он направился в дальний конец коридоры, куда прежде отступала она.

— Не туда, — окликнула его девушка. — Лучше пройти здесь. Тут в стене есть дыра. Так быстрее.

Они вылезли на улицу через провал в стене и зашагали по погруженным во тьму улицам, кое-где освещенным тусклым светом редких, чудом уцелевших фонарей, пересекли площадь и направились к городской окраине. Попадавшиеся изредка им невстречу прохожие в черных одеяниях не обращали на них никакого внимания. Точно так же, как не удостаивали их даже взгляда и пестро одетые горожание — что особенно огорчало спутницу Фелиза, и к тому времени, как они выбрались из города, она уже громко хлюпала носом.

— Дальше придется блуждать в темноте, — мрачно изрек Фелиз.

— Но это совсем недалеко отсюда, — успокоила его девушка.

— Ага, — хмыкнул Фелиз. — Рассказывай! Я здесь уже бродил сегодня.

— Да, но ты ходил кругами, — сказала девушка. — Я следила за тобой. А вообще, мы должны дойти туда минут за десять.

И, разумеется, она оказалась права.

— Вот здорово! — сказал Фелиз, помогая своей спутнице пролезть через люк и закрывая дверцу отсека. В тот же момент автоматически вспыхнули лампы в каюте, отсеке управления и там, где прежде был камбуз. — Я мог бы съесть целиком лошадь и проспать неделю, не меньше.

— А что такое лошадь? — поинтересовалась девушка. — И зачем тебе ее есть?

— Тебе когда-нибудь доводилось слышать об ускоренном обмене веществ?

— Нет.

— Так вот это именно мой случай — честное слово, — сказал Фелиз. Самое главное для меня — это сон и еда. И желательно побольше того и другого. Хотя, конечно, и силы это придает немалые… — Добравшись до шкафчика с едой, он открыл дверцу и начал извлекать из него самые разнообразные продукты, которые были уже полностью готовы к употреблению. А, вот и она! — воскликнул Фелиз, обнаружив емкость с остатками мяса и оторвав кусок побольше, тут же сунул его в рот. Просто манна небесная, пища богов, подумал он, а потом вспомнил о своей гостье. — Ты угощайся, не стесняйся, — пробормотал Фелиз с набитым ртом.

Она с интересом принялась перебирать упаковки со съестными припасами.

— Какая странная еда.

— Странная? — переспросил Фелиз, отправляя в рот огромный кусок хлеба с сыром. — Чего же в ней странного? А сами-то вы здесь чего обычно едите?

— Фрукты, — ответила она. — Орехи. Овощи в сыром виде. Натуральную пищу. Дары природы.

— А как насчет тех ситнетических помоев, которыми меня потчевали в тюрьме?

— Ах, это… такой едой питаются только привидения.

— Опять привидения! — воскликнул Фелиз. — Только не начинай снова.

Неожиданно девушка тяжело, как будто обессилев, опустилась в кресло пилота, сжалась в комочек, словно обиженный щенок, и тихонько запричитала.

— Я такая несчастная, — рыдала она.

— Перестань! Прекрати немедлено! — принялся успокаивать ее Фелиз. Возможно, я смогу тебе чем-то помочь?

Девушка перестала плакать и подняла голову.

— Ты мне поможешь? — переспросила она.

— По крайней мере, постараюсь, — ответил Фелиз. Услышав это, девица расправила плечи, поудобнее устраиваясь в кресле. — Но для начала ты должна рассказать мне о своей беде.

Девушка зашмыгала носом, но сумела сдержать слезы.

— Дело в том, — сказала она, — что я художница.

— Так, продолжай.

— Ну вот, — продолжала девушка, — я имею в виду, что все мы, художники, находимся в постоянном творческом поиске средств самовыражения. Я придерживаюсь художественной концепции новой крассической школы экспрессионизма.

Фелиз удивленно вскинул брови.

— Неужели ты никогда не слышал? Мне всегда казалось, что все знают об этом направлении. Новая классическая школа живописи основывается на идеях интерпретационного репрезентационализма.

Фелиз по-прежнему недоуменно глядел на нее.

— Вот это да! Неужели ты не знаешь, что такое репрезентационная живопись? То есть это когда ты видишь дом и рисуешь его. Получается точный рисунок, как фотография. Ну а интерпретационный репрезантационализм — это когда ты рисуешь тот же самый дом, но передаешь форму посредством цвета и воображаемых деталей, раскрывающих твою персонально-креативную сущность.