Песах Амнуэль - Наша старая добрая фантастика. Создан, чтобы летать

А теперь мне нужны дневники Гленна. Они (я вижу) хранятся у Дж. Гласса, здешнего эскулапа и биохимика.

Нужны мне и колонисты.

Я перешел через мостик (текла подземная черная речка булькали какие-то белые и плоские). Щелчком сбил в воду железную финтифлюшку, зачем-то приклеенную к перилам. Прошел к колонистам.

Коридор их огромен. Он тает в голубом свете, он дышит теплым сухим воздухом. И двери, много цветных дверей.

У входа я наткнулся на Ники. Он брел мне навстречу. Он сгорбился, опустил усы антенн: вид его предельно унылый.

— Спасибо за поручение, — задребезжал он. — Поручил слежку честному роботу. Спасибо, уважил, благодарен, рад, счастлив.

— Что ты узнал?

— Ничего.

— Как они здесь?

— Никак, — огрызнулся Ники и скрутил антенны в презрительные спирали. С ним такое случается.

Начнем обход. Вот первая дверь — красная, в бегающих квадратиках (они строились в большой ромб).

Я постучал — дверь отступила передо мной и показала всю комнату. Вокруг стола сидели парни и играли в карты. Увидев меня, они почему-то скинули их на пол.

Падающие карты медленно разошлись, зависли одна над другой и улеглись во всех углах комнаты.

Легли — иная рубашкой, иная картинкой вверх. И лица игроков застыли, одни в усмешке, другие (подмигивающие) с одним прикрытым глазом.

Я вошел. Мы с Тимом жили скупо, а здесь же царила роскошь!.. Стены мерцают. Парящее электрическое одеяло (о таком мечтает чудило Тим).

Пузырчатые кресла. Статуэтки из тех, что оживают от нажатия кнопки и творят черт знает что. Ковры, толстые, белые, рыхлые, словно лесные мхи.

На столе — грибы в блюде. Те, фиолетовые, что на глазах съедают каждый мертвый обломок дерева (а в них — алкалоид типа мескилин. Вот оно как!).

Игроков — четверо. Комбинезоны с отливом металла. Вид типичных колонистов, свирепо хватающихся за работу: тяжелые подбородки, тяжелые взгляды, мясистые бицепсы.

Вообще такой отличной коллекции волевых подбородков, как здесь, я прежде не видел.

Я сел к столу и стал разглядывать их — одного за другим. Авраам Шарги. Кожа его хранит меланезийскую синеву, лоб тяжелый, губы тяжелые, подбородок, взгляд пронзительный; пригодится.

…Иван, фамилия — Синг. Изящен, бесполезен.

…Курт Зибель: подбородок, взгляд, плечи, бицепсы, трицепсы, неприязнь.

…Прохазка (фамилия необычайно плодовитая для Космоса, все время на нее натыкаюсь). Подбородок, взгляд, брови, словно усы Тимофея.

И вдруг мне стало жалко тех женщин, что будут любить этих четверых.

— Хэлло, ребята. Веселитесь? — спросил я.

— Хэлло, Звездный, — сказали они. — Убиваем время.

И, приветствуя мое звание (наконец-то догадались), привстали и шлепнулись обратно. И кресла заворочались, приспособляясь к новому положению их задов, массируя эти зады.

Меня стали угощать.

Была выставлена бутылка вина, из холодильника извлечена парочка жареных цыплят. Гм, гм, еда колонистов.

— Пейте, ешьте, — говорили мне. — Все здешнее, все искусственное, все превосходного качества.

Я снова поел — с великим удовольствием. Ел и обгладывал пластмассовые косточки — техника виргусян безупречна и в мелочах. Разные планеты в разное время пришли в коллектив. Виргус — последним. Они там до сих пор индивидуалисты и хотят своей техникой доказать остальным, что могут все на свете.

— Вы живете весело, — сказал я. — Но по плану должны осваивать плато. И ведь не царапнули землю, верно? Почему?

Общее стыдливое покраснение. Четверка оживилась, даже пыталась встать. Это было внушительное зрелище.

— Там ад. Красный ад, синий ад, зеленый ад (Прохазка).

— Хозяина не видели? Мы его поддерживаем (Шарги).

— А эти грибы? — спрашиваю я. — Зачем?

— Грибы ерунда, можно взять «прямун» и сгонять на болото (Прохазка).

— Ха-ха-ха!

— Там забеспокоились? (Шарги вздел глаза к потолку).

— Верно понимаешь.

Следующие три комнаты пусты. В четвертой сидел за столом лысый мужчина лет сорока, точнее сорока трех. Свитер. Подбородок. Плечи. Бицепсы. Обстановка без грибов, цветов и статуэток. На столе — разобранный мини-двигатель.

Это он радировал, я вижу.

Мужчина (Эдуард Гро, 44 года) помахал мне рукой: извините, мол, не здороваюсь, выпачкался машинным маслом.

Но опасения его самые унизительные. Например, такое ему кажется, что я его ударю. Неужели Штарк их еще и поколачивает?

— Вы Аргус? — выдавил наконец мужчина.

— Как будто. Там, — словно Шарги, я кидаю взгляд на потолок, — там приняли ваш сигнал. Вы оказали большую услугу правосудию. Спасибо!

— Вы… станете расследовать?

— Именно. Буду откровенен, мне здесь все не нравится… Кроме техники. И что Гленн исчез, не нравится, что колония зарылась в камень, тоже не нравится.

— А я вам нравлюсь?

— Вы типичный представитель разлагающейся колонии. Чем вы помогли Гленну?

— Верно, ничем.

— Уклоняетесь от всего, что пачкает: пьянок, ссор, драк.

— Заметьте еще себе, я не пляшу на болотах, не ем грибов.

Я осматриваю его комнату — инструмент, станок и прочее в том же духе.

— Мастерите? Любите это?..

— Хозяин заказывает, у него смелый ум. Жаль человека, жаль его времени.

— Какого времени?

— Что он тратит на управление этой дурацкой колонией.

— Вы недовольны?

— Живется нам хорошо. Встаем в восемь, в девять — ленч, в шестнадцать — баскетбол. Один хозяин работает круглыми сутками, да вот я еще ковыряюсь. Остальные переводят время, играют в работу.

— Почему нет плантации?

Механик Гро поднялся. Сидящим он кажется выше — коротконогий, родился на астероиде.

— А вы пробовали это — заводить плантации на Люцифере?

— Нет.

— Оно и видно!.. Будь она проклята, биология Люцифера, эти летающие сволочи. То высосут кровь, то хватанут зубами. И пожалуйста, вирус! Хуже их только медузы. Брызнет, и не только человек — металл рассыпается! А уж тело одной каплей токсина прогрызает насквозь. А плесень… Проснешься — а вот она, подлая. Сожрала ботинки, съела одежду и уже обгладывает ногти на пальцах. Попал кусок плесени в еду — обеспечен саркомой.

Вот в чем мы поддерживаем Хозяина — зарылись, ушли вглубь, и сразу нам всем стало хорошо. Копошусь вот и счастлив: никто меня не грызет, никто не кусает. Вспоминаю радиограмму и думаю: верно сделал, а ведь и раскаиваюсь тоже. Да.

— А Гленн?

— Я думаю, этот умер от злости. Видите ли, получилось так. Мы его переизбрали, сняли то есть, и грубовато сняли, поругали его. Со Штарком же он последнее время был на ножах. Люди они несоразмерные, конечно. Штарк разумен, деловит, талант, а тот гениальный дурачок. Ему было угодно убивать ради этой планеты не только себя, но и нас. Но не вышло, нет! А кто нас спасал? Хозяин. Я понимаю, Закон требует иного, но я за Хозяина.