Роберт Силверберг - Ч. де Линт: Страна сновидений Р. Силверберг: Письма из Атлантиды

— Но…

— И даже если ты сумеешь спасти свою кузину, Я-вау-це просто снова стащит ее из вашего мира.

Эш вспомнила, что сказала ей Лусевен как раз перед тем, как исчезнуть.

Мы никогда не говорили о борьбе.

Нет. Чтобы спасти Нину, она не должна пытаться вступить с Я-вау-це в бой. У Лусевен на этот счет была действительно блестящая идея.

Ты могла бы предложить себя вместо нее.

Так или иначе, Эш рассчитывала, что эта идея не будет иметь здесь особенного успеха.

Она покрутила в руках браслет, сожалея о запрете, о котором предупреждала Лусевен. Нечего было и мечтать об амулете в виде автомата, меча или хоть какого-нибудь оружия. Сейчас пригодился бы даже щит.

— Так ты разговаривал с Ниной? — спросила она. — И с моими дядей и тетей?

— С Ниной, твоими дядей и тетей и еще одной девочкой.

— И… — Эш сглотнула. — Что случилось?

Элвер поднес руку к виску. Его дрожащие пальцы даже не коснулись кожи, но он все-таки поморщился. Приглядевшись, Эш увидела на его коротких волосах запекшуюся кровь. Раньше она этого не замечала: уж слишком старалась не смотреть на нож и не встречаться с его безумным взглядом.

— Это сделал дядя Джон?

Элвер покачал головой.

— Нет. Твоя кузина.

Годится, Нина, подумала Эш. Вот уж никогда не подозревала, что ты на такое способна.

— Я не попадусь так легко еще раз, — продолжил Элвер.

Эш сделала еще один шаг назад.

— Извини, — сказал он, надвигаясь на нее.

Так, хорошо.

— Послушай, — начала она опять, но он неожиданно сделал резкий рывок.

Эш не ожидала такой прыти и не успела увернуться от ножа. Она втянула живот и попыталась отскочить в сторону, но нож запутался в складках ее парки. Когда Элвер стал высвобождать лезвие, она отпихнула его обеими руками. Он поскользнулся на снегу и упал, увлекая ее за собой, но в падении она вывернулась. Нож, так и застрявший в парке, выскользнул из его рук.

Элвер больно ударился о землю, Эш же удалось руками смягчить удар. Ее всю трясло, но она рванулась прочь — подальше от цепких объятий Элвера. Он вцепился в карман ее парки и потащил к себе — карман затрещал. Эш отпихнула его, но он и сам вдруг прекратил атаку.

Эш на четвереньках бросилась удирать и остановилась только тогда, когда отползла на безопасное расстояние. Но он, казалось, больше и не думал нападать на нее. Из него вышел весь пыл. Зато он не спускал глаз с того, что выпало из ее разорванного кармана. Благоговейный страх смягчил жесткое выражение его глаз.

На снегу между ними лежал гранат, закованный в серебряные обручи. Ближе к ней, чем к нему. Медленно он поднял на нее глаза.

— Где ты взяла это? — спросил он.

— Да пошел ты…

— Ты ведь не знаешь, что это такое, да?

— Конечно, знаю.

— Врешь.

— Тогда сам скажи мне, — сказала Эш.

— Серебряный обруч имеет отношение к Прародительнице Жабе, ее Колесо — луна, а сам плод граната это сердце весны. Его форма и то, как он устроен внутри, символизируют примирение в едином целом всего многоликого разнообразия. Будучи единым, как здесь, оно служит залогом того, что все Колеса вернутся к свойственному им равновесию, не важно, как далеко от исходного перекрестка они сейчас блуждают.

Эш подумала о птицах Лусевен. Ворон, чье имя значило «доверие», и ястреб по имени «мечта». Лусевен, пожалуй, была не промах по части символики. Эш нащупала свой браслет. И амулеты тоже были символами.

Только как же ей разобраться во всем этом?

— Ну и что? — спросила она. Элвер моргнул.

— Это могущественный фетиш. Он может исцелять; он… его кровь вернет к жизни наш лес.

Большое спасибо тебе, Лусевен, за то, что снабдила меня всем этим, подумала Эш.

— Значит, он положит конец власти над вами этой… как ее?

Элвер кивнул.

— Ну так возьми его, — сказала Эш. — Он твой. Только теперь оставь меня в покое, чтобы я могла…

И осеклась, взглянув на Элвера. Его лицо исказил ужас. В следующую минуту она услышала скрип снега, чьи-то шаги у себя за спиной. Элвер бросил быстрый взгляд на гранат, потом поднялся кое-как на ноги и пропал. Исчез. Как Лусевен.

Еще не зная, в чем дело, но уже содрогаясь от ужаса и понимая, что она-то не может испариться, как Элвер, Эш обернулась. К ней приближалось ожившее изображение с той самой карты из расклада Кэсси, которая говорила о начале начал.

Эш никогда не приходилось видеть такого морщинистого темного лица. Я-вау-це была одета в то же самое расшитое платье из оленьей кожи и меховую накидку, что и старуха на карте. Ее глаза в жизни завораживали даже еще больше — глубокий, темный, непроницаемый омут, бездонные вместилища черной воды. Когда она приблизилась и нависла над Эш, стало слышно, как тихонько бряцают небольшие раковины моллюска и бусины, вплетенные в ее косы. У ее ног кружила слабая поземка, хотя никакого ветра не было и в помине. В одной руке женщина-дух несла посох, украшенный перьями, в другой держала какую-то жабу.

Она что-то сказала, но ее речь была совсем непонятной. Тогда в глубине ее глаз пробежала искра, и в голове Эш что-то загудело; но когда женщина-дух заговорила снова, она уже все понимала.

— Ну, — сказала Я-вау-це, — что здесь у нас?

Показалось, что где-то в воздухе загрохотало. Эш подумала было, что это бешено колотится ее собственное сердце, но потом сообразила, что грохочет где-то снаружи. Как будто вдали гремит гром.

Или бьют в барабан.

Эш медленно поднялась на ноги.

— Я…

— А, я вижу, мы родня, — сказала женщина-дух, пока Эш пыталась пошевельнуть напрочь склеившимися губами.

— Р-родня? — наконец выговорила она.

— Дальняя, но родня, — заверила Я-вау-це. — Успокойся, детка. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Неужели, подумала Эш. Тогда почему же она чувствовала себя так, как будто вот-вот умрет?

Даже в своей парке, рейтузах и сапогах, с длинным шарфом вокруг шеи, она неожиданно стала замерзать. Что-то исходило от этой женщины, какой-то невидимый холодный шквал, который обрушился на нее, проморозив до самых костей. Теперь-то она хорошо понимала, что чувствовали скованные холодом деревья. И она должна предложить себя этой тетке?

Подумай о Нине, упрекнула она себя. Ведь Нина — совсем не то, что ты. Если с тобой что и случится — невелика потеря, да и кому грустить о тебе? А Нина… У Нины все еще впереди. Она способная и со всеми ладит.

В отличие от меня. У меня как раз ничего нет.

Все, что у нее есть, так это злость. И ее утрата.

— Я… — произнесла она. — Я пришла, чтобы… предложить сделку.

Брови Я-вау-це вопросительно поползли вверх.

— Меня. Возьмите меня вместо… вместо моей кузины. Для… ну, вы знаете, для чего…

Почудилось, что звук барабана стал громче, но теперь Эш не сомневалась, что это у нее в ушах отдается стук собственного сердца.