Бачило Геннадьевич - Настоящик [Сборник рассказов]

Она только презрительно усмехнулась и пошла к двери.

– Матрешка, стой! – грозно крикнул я.

Она продолжала идти. Я прицелился. Пистолет ходил ходуном.

– Ну не могу я тебя отпустить, пойми!

– Почему? – спросила она, не останавливаясь.

– Почему! Ясно почему... А вдруг ты вернешься с целой армией, чтобы нас завоевать?!

Она обернулась в дверях.

– Да кому вы нужны...

А как лес кончился, так и собачки побежали веселее. В полях снег убитый, мерзлый, окоренок катится, что по льду, за день верст по сорок отмахивали, ног не трудя. Одно плохо – край тут голодный. Охотой да шишкой не проживешь, разве что бродячую стаю лохмарей встретишь. Но их-то как раз надо стороной обходить...

По своей бы воле я в эти края, конечно, не потащился. Чего я тут не видал? Ям-ловушек? Обвалов на голову? Спасибо, мы люди лесные, нам оно ни к чему! Но прижало, что поделаешь. Никогда у нас легкого житьишка не было, а нынче и вовсе зябко стало. Вон она, Чертова Звезда, висит, на полнеба хвост раскинула. Среди бела дня ее видно, и ночью светит – хоть шишки собирай – а ни черта, сволочь, не греет. Как раз наоборот – с тех пор, как появилось это диво, что ни год, зимы все лютей. Прокентий говорит, что нам уже не угреться, не притерпеться к холодам. Пора съезжать. А ведь он даром не скажет, Прокентий. Башковитый парень, хоть и малахольный. Ну, значит, дорога теперь одна...

– Смотри-ка, дед! Никак, стена! Неужто, приехали?!

Тьфу ты, сорока! Чуть с окорёнка не спихнула! Всю мыслю сбила... И за что мне эта Зойка в поезжачие досталась? Самая шебутная девка в поселке!

Стена ей... До той стены еще день пути! Как не полтора... Однако же, и правда, сугроб впереди больно крут. Изогнулся дугой – ни дать, ни взять – стена. Невысокая, роста в три, хотя на глазок черт ее смерит – замело все. Увал и увал, только через каждые шагов тридцать – ложбинка. Что-то оно мне напоминает, никак не ухвачу. Поплутай-ка полвека по лесам, как я – еще и не то забудешь!

– Так объезжать будем, что ли? – сорока моя трещит. – Или перевалим?

– Придержи упряжку, – говорю.

Зойка соскочила, обдернула собачек. Встали. Поднялся и я – ох, скрипят мои косточки! Глянул туда-сюда. Конца-краю увалу не видно, замаешься объезжать. Помахал рукавицей. Задние окорята – а уж много за нами из ельника показалось – тоже давай осаживать. Упряжка Прокентия встала рядом. Поезжачий его Федюня собачек тормознул, не соскакивая. Мастер.

– Случилось что? – Прокентий спрашивает.

– Обсмотреться надо, – говорю. – Сугроб видишь?

Прокентий и сам уж, сощурясь, глядел на преграду.

– Ну и что там, под ним?

– А черт бы его знал! Знакомое что-то...

– Так знакомое или черт бы его знал?

Вот пристал! Сходи да пощупай сам! Как раз на обед какой-нибудь твари попадешь...

Но этого я, конечно, вслух говорить не стал. Наши, поселковые, меня еще до похода предупредили: за Прокентия отвечаешь головой. Не убережешь его – так не обижайся, дед. Камень на шею и в прорубь. Пугают... Будто я без них не понимаю, что Прокентия беречь надо. Потому как он – голова, без него поселку не спастись. Но это с одного боку глядя. А с другого поглядеть – он ведь дитё-дитём, Прокентий. Ни прокормить себя, ни от зверья отбиться, ни дорогу в лесу найти – малахольный, одно слово...

– Ладно, – говорю, – перевалим, помолясь.

И Зойке:

– Правь во-он туда, между ложбинами посередке.

Зойка пуговкой своей закрутила неодобрительно, тоже взад-вперед зыркает.

– А ложбинкой-то сподручнее! Крутяка такого нет. А посередке... втянут ли собачки?

– Ничего, – говорю. – ты поможешь.

Спорить еще со мной будет! Я же чую – снег в ложбинке рыхлый – провалишься вместе с окоренком, и собаки не отроют! Только вот спроси меня, откуда я это знаю – нет ответа.

И тут вдруг Прокентий выдал – я чуть в сугроб не сел.

– Больше всего, – говорит, – это похоже на поезд...

Ах ты ж, барсучина смышленый! И где он слов таких понабрался?! Поезд! Не зря, выходит, в землянке у матери книжки прятал, на растопку не давал! Другая-то молодежь давно и буквы разучилась рисовать, да и не умела, поди, никогда – зачем они в промысловом деле? А этот, вишь, начитанный!

Ведь и правда – вылитый состав на путях стоит! Только снегом занесен по крыши. Давненько я никаких поездов не видал! Пожалуй, с первого похода – ни разу...

– Надо бы глянуть, – говорю, – что там, в тех вагонах!

Встали табором под самым увалом, но собачек пока не откладывали – вдруг тикать придется? Я обсмотрелся кругом – никаких следов. Была не была!

– Вот здесь копайте, – говорю.

Помимо двоих мужиков с лопатами поставил еще троих – копейщиков. Мало ли что из такой берлоги может выскочить? Добро, если косман – зверь мелкий, бей его по сусалу, пока на горло не кинулся, и весь разговор. А если там лохмарь?

Разрыли без ошибки – прямо до двери докопались. Натуральный пассажирский вагон, дверь не на замке, примерзла, правда, но кое-как отколупнули, толкнули – открылась.

Прокентий было полез первым, да я на него прицыкнул. Он хоть и голова, а настоящего поезда сроду не видал. Не говоря уж про живого лохмаря. Случись что, кого в прорубь спустят? Вот то-то. Значит, и охотой я командую.

Долго слушали, не ворочается ли там, в темноте, туша, не стучат ли когти по полу. Но было тихо. Эх, раскопать бы окна, дать свету! Да провозишься с раскопками как раз до ночи. Обойдемся факелом.

Ну и двинулся я по вагону первым. Хорошо, он не купейный, а из одних перегородок с полками, забыл уж, как зовут такие. Полвека прошло, как люди с Земли ушли, тогда же и поезда встали, электричество кончилось, бензины-керосины всякие – некому вырабатывать и не для кого. Только такие зимогоры упрямые, как в нашем поселке, и остались, и то не все. Ну да ничего, перебились и без цивилизации, и без Станции вашей спасительной, пропади она пропадом. Алёну у меня забрала... Да. Полвека...

А пыли в вагоне не много накопилось. И то сказать – какая пыль, когда на дворе круглый год зима, и сугроб выше крыши? Тишина и покой. Как в гробу...

И только это я подумал, как вдруг Витька-копейщик как заорет:

– Лохмарь!

Тут и я увидел – далеко впереди два огонька вспыхнули. У меня прямо сердце обмерло – так и есть, лохмарёвы глаза! Не найти в наших краях зверюги страшнее – хитрый, силищи страшной и вечно голодный. Выследит в лесу – и поминай, как звали. Редко когда отбиться удается, да и то если артелью. А тут, в узком проходе, какая артель?

Как дунут мои копейщики назад, к выходу, только топот стоит! Хотел и я поворачивать оглобли, да что-то странное вдруг померещилось. Чего это у лохмаря, подлеца, глазенки из стороны в сторону забегали? Пригляделся, помахал факелом и все понял.

– Возвращайтесь, – кричу, – воины хреновы! Опасность миновала!