Антуан Вильм - Коралловые четки

— Глупое происшествие!

Этот грубый поступок как будто успокоил его. Он вздохнул и сел. Через четверть часа пришел доктор. Он выслушал Люси, выстукал ее, ощупал пульс и сказал по-французски:

— Это — припадок летаргии. Ее следует оставить в покое.

— Что надо делать, чтобы ее вылечить?

— Ничего — в настоящий момент. Я приду завтра; лучше ничего не делать. Не беспокойтесь.

Господин Делиль пошел обедать; горничная осталась одна около Люси; зевая, она стала читать газету.

— Зачем нам находиться здесь? — сказал я возлюбленной Тени, которая, дрожа, смотрела на происходившее. — Выйдем из этой противной комнаты!..

В первый раз наши души пошли бродить вместе, среди ночной тишины. Поселок из отелей и дачек, теснящихся вокруг Альгамбры, был пустынен, и только лампы отеля „Вашингтон Ирвинг“ освещали нам дорогу.

Я скользнул к выкрашенным охрой стенам древней арабской крепости, увлекая за собою обожаемую, которая повисла у меня на шее. Мы понеслись вдоль разрушенных стен, которые спускаются к чудесному парку, украшающему узкую долину. Я стал на ноги в длинной аллее около фонтана с гербом Карла V и сел на каменную скамью, посадив возлюбленную к себе на колени. Только журчанье бьющей струи нарушало молчаливое спокойствие ночи».

Я не сразу решился заимствовать эти разговоры из тщательно составленных записок господина Леира; мне они казались малоинтересными для читателей. Однако, я переменил взгляд, когда отнесся к ним внимательнее: в них видна эволюция, медленно происходившая в уме госпожи Делиль, и эта эволюция может выяснить мотивы, руководившие молодой женщиной.

Как врач, я не могу высказаться с уверенностью о странных явлениях, наблюдавшихся в сонном состоянии у господина Леира и m-lle Франшар. Я убежден, что фактически они переданы верно, так как обман по уговору между молодой девушкой и ее возлюбленным мне кажется столь невероятным, что эта невероятность для меня равна невозможности. Сверх того, этот умозрительный довод подтверждается и фактами, о которых здесь нет нужды напоминать.

Признаю, однако, что мой рассказ может, скажу даже, должен показаться совершенно невероятным всякому, кому не пришлось наблюдать аналогичных происшествий.

Но изучение записок господина Леира вызывается не только интересом к этим происшествиям; оно имеет иное значение, уясняя сложную психологию m-ll Франшар и проливая яркий свет на средства, какими ее подсознательная воля победила волю сознательную.

Для меня очевидно, что любовь молодой девушки к господину Леиру началась во втором ее состоянии. Вероятно, что в первые дни нормальная личность даже не знала о чувстве, зародившемся в сфере подсознательной. Кроме того, мысль о любви не сразу уяснилась невинному и наивному уму молодой девушки. Этим я объясняю себе ее долгое молчание относительно предполагавшегося брака. Во втором или, если угодно, сомнамбулическом состоянии, чувственность m-lle Франшар не пробуждалась, как и в первом, то есть нормальном; но чувствительность и чувство были, очевидно, сильнее. Молодая девушка увлеклась симпатией к Леиру; надо сознаться, что последний вполне может понравиться: физической красотой, порядочностью, умом и привлекательностью, какая свойственна несчастью.

Лишь когда m-lle Франшар увидала господина Леира при выходе из церкви в Бализаке, любовь, тайно развившаяся в ее сердце, вторглась в ее нормальную жизнь. Это вторжение не было явным, но обнаружилось в отвращении к браку с господином Делилем. Молодая девушка сначала прямодушно попыталась уговорить отца и даже жениха; потерпев неудачу, она и не подумала противиться родительской воле: воспитание не подготовило ее ни к чему подобному.

Итак, она выходит замуж, но в самый день брака отсылает Леиру коралловые четки. Есть ли причинная связь между этим предметом и сновидениями моего молодого пациента? Возможно; хотя это мнимое соотношение может быть и продуктом фантазии участников. Об этом пункте я не желаю высказываться, а хочу отметить лишь одно: отсылку четок. Весьма вероятно, что этот знак внимания следует приписать второй, подсознательной личности; но это — лишь мое предположение, так как госпожа Делиль никогда не высказывалась на этот счет.

Получив четки, господин Леир начинает видеть сны. Он охвачен страстью более пылкой, чем m-lle Франшар, более исключительной, ревнивой и материальной. Девушка думает лишь о душе и, в своем отвлеченном и простодушном мистицизме, соглашается на вынужденный раздел, который притом считает неравным; свою истинную личность, то есть душу, она отдает господину Леиру; неважно, что они уже не увидятся на земле: молодая девушка мистически отдалась и уже не отступит. Земная жизнь — вещь ничтожная; она так коротка и значение ее так случайно!

Таков был образ мыслей госпожи Делиль, когда возобновились ее видения; но господин Леир сделался требовательнее, волновал ее упреками, пугал своим отчаяньем. Тогда вмешался супруг.

Следует сознаться, что вначале господин Делиль выказал более терпения, чем такта. Его намерения были лучше действий, а вторая личность новобрачной очень ловко вызывала обмороки, летаргию, нервные припадки, которые должны были сердить и удалять мужа. Господин Делиль — джентльмен; он благовоспитан и, может быть, носит платье только из Лондона; как все мужчины его круга, он немного поверхностен, немного формалист: он боится всего, что «loud», то есть крикливо, всего, что выходит из полутеней и средних тонов; наконец, он более всего страшится показаться смешным. Он не очень умен, но довольно самоуверен и тем более должен был раздражаться поведением жены, чем менее привык к сопротивлению такого рода.

Сомнамбулическая личность маневрировала так, как будто принимала в расчет характерные черты темперамента злополучного мужа. Она отклоняла всякую попытку ласки приступами слез или обмороком; она обостряла до крайности страх мужа перед насмешками, ставя его в комичное положение отвергнутого супруга перед всей испанской прислугой нанятой дачи.

Такова роль, которую можно разумно приписать второй личности в первые два-три дня брака; эта роль впоследствии видоизменилась под влиянием господина Леира, присутствие которого, постоянное по ночам, подозревалось ей даже днем. Нормальная личность девицы Франшар, повинуясь, может быть, самовнушению или влиянию собственной подсознательной сферы, по-видимому, опасалась всякой супружеской ласки, даже самой незначительной. Ведь господин Леир, как он и говорил, мог невидимо находиться тут! Легко понять, как сильно должна была действовать подобная мысль на впечатлительную и чувствительную натуру. Этой мысли и следует приписать саму чрезмерность нервных реакций у госпожи Делиль, которую несколько неосторожная ласка, как мы это видели, доводила до конвульсий. Господин Делиль и не подозревал об этом моральном факторе, по крайней мере, вначале; испанский врач также не знал о нем. Отсюда произошло их общее заблуждение; действительная причина припадков от них ускользала, и они могли установить только несоответствие между действием и мнимой причиной. Объяснить это можно было лишь истерией.