Роберт Силверберг - Новая весна

— Да, — тихо согласилась она и отвернулась.

Остатки армии Джиссо разбили нечто походившее на лагерь возле реки, на открытой местности к северу от места дислокации Фа-Кимнибола. Эспересейджиот не преувеличивал: зрелище было ужасающим. От огромной армии, выступившей из Джиссо, осталось несколько сотен воинов, каждый из которых был ранен. Они лежали на земле, словно скопище обносков возле трех потрепанных палаток. Когда Фа-Кимнибол подъехал поближе, ему навстречу вышел прихрамывающий угрюмый человек, в котором принц узнал Чхама, сына Саламана.

— Это печальная встреча, принц Фа-Кимнибол. Мне очень стыдно показываться перед вами в таком виде.

Фа-Кимнибол пытался подобрать какие-нибудь слова, но не мог их найти. Через какое-то время он наклонился и молча обнял собеседника, сделав это осторожно, боясь задеть какую-нибудь рану.

— Чем мы можем помочь? — спросил он.

— Лекари. Медикаменты. Еда. Больше всего мы нуждаемся в отдыхе. Мы отступили… я даже не могу сказать, сколько это длилось по времени — неделю, две? Мы потеряли счет.

— Мне грустно видеть, что вам пришлось пережить.

Чхам на мгновение оживился:

— Сначала все шло Хорошо. Мы наносили им удар за ударом, мы убивали их беспощадно. Отец сражался как бог. Перед его натиском не мог устоять никто. Но затем… — Он отвернулся. — Затем насекомые применили против нас свои уловки — иллюзии с помощью Чудодейственного камня, таинственную игру воображения, образы из снов. Вы увидите сами: они проделают то же и с вами, когда вы столкнетесь.

— Так это была битва грез. И великое поражение.

— Да. Огромнейшее поражение.

— А твой отец-король?

Чхам указал рукой на самую большую палатку:

— Он жив. Но тепер:. он не такой, каким вы его знали. Убит мой брат Амифин, и Битерулв тоже.

— Ах и Битерулв!

— А отец смертельно ранен. Но он внутренне сильно изменился, очень сильно. Вы увидите. Это чудо, что нам удалось спастись. Началась неожиданная буря, воздух наполнился песком. Джики не могли видеть, где мы находимся, — мы улизнули незамеченными. И вот теперь здесь, принц Фа-Кимнибол. Теперь здесь.

— Где король?

— Пойдемте, я провожу вас.

Высохший, слабый человек, лежавший на подстилке внутри палатки, мало походил на Саламана, которого знал Фа-Кимнибол. Его белый мех свалялся и потемнел, местами выпал совсем. Его глаза потухли и были уже не те глубоко посаженные серые глазки, которые буравили как сверло. Верхняя часть тела была перебинтована и казалась сморщенной и хрупкой. Когда Фа-Кимнибол вошел, король никак не прореагировал. Рядом с ним сидела худая старая женщина, в которой принц узнал главную жрицу города Джиссо. Вокруг Саламана были навалены священные талисманы.

— Он в сознании? — прошептал Фа-Кимнибол.

— Он все время в таком состоянии. — Чхам выступил вперед. — Отец, пришел принц Фа-Кимнибол.

— Фа-Кимнибол? — Тихий, как шелест бумаги, шепот. — Кто?

— Сын Харруэла, — негромко пояснил Фа-Кимнибол.

— А, мальчик Харруэла. Его зовут Сэмнибоулон. Что, теперь он называет себя как-то по-другому? Где он? Попроси его подойти поближе.

Фа-Кимнибол наклонился к королю. Он с трудом выдержал этот безжизненный взгляд.

Саламан улыбнулся и тем же слабым голосом произнес:

— Как поживает твой отец, мой мальчик? Добрый король и великий воин Харруэл?

— Кузен, мой отец давно умер, — мягко отозвался Фа-Кимнибол.

— Ах. Ах, вот как. — Глаза Саламана на какое-то мгновение прояснились, и он попытался сесть. — Чхам сказал, что они разбили нас? Я оставил на поле сражения двух сыновей и тысячи других воинов. Они разбили нас вдребезги — мы получили по заслугам. Было глупостью начинать против них войну и, подобно идиотам, вторгаться в их земли! Это было безумием, по-другому не назовешь. Теперь я это понимаю. Возможно, ты, Сэмнибоулон, тоже.

— Все эти годы меня зовут Фа-Кимнибол.

— Да, разумеется Фа-Кимнибол. — Саламан попытался улыбнуться. — Фа-Кимнибол, ты будешь продолжать войну?

— Да, пока мы не одержим победу.

— Победы не будет никогда: они погубят тебя грезами. — Саламан медленно, с явным усилием покачал головой. — Война была ошибкой. Нам следовало принять их договор и разделить мир. Теперь я это понимаю, но слишком поздно. Слишком поздно для Битерулва, слишком поздно для Амифина, слишком поздно для себя. — Он глухо рассмеялся. — Но поступай как хочешь. Для меня война окончена, теперь мне нужно лишь прощение богов.

— Прощение? За что? — воскликнул Фа-Кимнибол, и его голос впервые возвысился над бормотанием больного.

Чхам потянул Фа-Кимнибола за руку, словно хотел сказать, что у короля для подобных дискуссий нет сил. Но Саламан ответил, и на этот раз более громко:

— За что? За то, что повел своих воинов на смерть, которую они обрели на этой отвратительной земле. За то, что послал на верную гибель допущенцев и последовавшую за ними армию, и все из-за того, чтобы развязать войну, которой быть не должно. Боги не желали, чтобы мы уничтожали джиков, — они такое же творение богов, как и мы. Теперь я в этом не сомневаюсь. Так что я грешен и должен пройти очищение, и, по милости Муери и Фрита, я сделаю это перед смертью. Думаю, я также должен попросить прощения и у Королевы. Но как мне это сделать? — Саламан потянулся и сжал с неожиданной силой запястье Фа-Кимнибола. — Фа-Кимнибол, ты выделишь мне эскорт для возвращения домой? Несколько десятков твоих воинов, которые помогут нам повторить путь, проделанный такой ценой? Они доставят меня в мой город, так что я смогу предстать перед богами в гробнице, которую я для них построил много лет назад, и вымолить себе успокоение. Это все, о чем я тебя прошу.

— Разумеется, да.

— И помолись за меня также, когда двинешься дальше к Гнезду. Помолись, Фа-Кимнибол, за успокоение моей души. Я сделаю тоже самое и для тебя.

Он прикрыл глаза. Чхам сделал Фа-Кимниболу знак, чтобы тот покинул палатку.

— Он сам не свой от чувства вины за смерть моих братьев, — уже снаружи сказал Чхам. — Его душа полна раскаяния, и теперь все, совершенное в жизни, представляется грехом. Я никогда не видел, чтобы человек так менялся за одно мгновение.

— Он получит эскорт, можешь быть спокоен.

Чхам печально улыбнулся:

— Он больше не увидит Джиссо. Два, три дня… вот и все, что ему осталось, так сказал мне лекарь. Мы похороним его на джикской земле. А что касается выживших… — Он пожал плечами. — Мы хотели бы поступить в ваше распоряжение до окончания войны. Если вы, конечно, примите нас в таком потрепанном виде. Если нет, то мы как-нибудь доковыляем до своего города и будем ждать от вас известий.

— Разумеется, присоединяйтесь к нам, — отозвался Фа-Кимнибол. — Присоединяйтесь, и будем сражаться вместе, если у вас хватит сил. Почему мы должны отказывать вам? Мы с самого начала считались союзниками — твой город и мой.