Кристи Голден - Assassin's Creed. Ересь

Габриэля поглотил туман, и Саймон услышал голос Виктории:

– Смотреть на их расставание – все равно что наблюдать за крушением поезда.

– Карл с большим энтузиазмом разрушал достижения Жанны, нежели Филипп Бургундский.

– Жанна действительно под руководством сводного брата Тремойля принимала участие в ликвидации разбойника, который держал великого камергера Франции в плену?

– Она подчинялась приказам короля, – сказал Саймон. – Осада Ла-Шарите продолжалась целый месяц и была безуспешной, потому что Карл не слышал мольбы Жанны о провианте, оружии и порохе для него. Бо́льшую часть того года Жанна провела с семьей д’Альбре. И единственным положительным моментом этого периода был рождественский подарок Карла – он пожаловал дворянство ей и ее семье. И даже уточнил, что для Жанны и ее семьи дворянство будет передаваться не только по мужской, но и по женской линии. Утешительный приз.

– Мне даже сказать нечего по этому поводу.

– А тем временем, – продолжал Хэтэуэй со все возрастающей злостью в голосе, – Филипп Бургундский создал орден Золотого руна. Города, заверившие Карла в своей верности, включая Компьень, против их воли вновь были возвращены Филиппу Бургундскому. Это было предательством, и ты можешь себе представить, в какую ярость это привело Жанну. Большинству городов это не понравилось, и они выразили свое нежелание передать себя во власть Филиппа Бургундского.

– Впоследствии Карл и Филипп достигли мира, так ведь?

– Впоследствии, но не при жизни Жанны.

Туман вновь начал клубиться, и Саймон напрягся, концентрируя внимание в ожидании новой порции событий, которые «Анимус» готовился ему показать.

Во время пасхальной мессы Жанна плакала навзрыд.

Когда месса закончилась, Флер и Габриэль уговаривали Деву пойти с ними, но Жанна их отослала. Они вышли из городской церкви молчаливые и понурые.

– У меня сердце разрывается видеть ее в таком состоянии, – горестно признался юноша.

С тех пор как отослали герцога Алансонского, Габриэль и Флер сплотились, чтобы облегчить смятение и тревогу Жанны в сложившейся вокруг нее ситуации. Флер, которая ничего не просила у Жанны, кроме как быть рядом с ней, хорошо понимала глубину боли Габриэля. Они сблизились и, возможно, могли бы влюбиться друг в друга, но любовь к Жанне занимала их сердца целиком, и в них не было места для иной любви.

Год назад Жанну провозгласили Орлеанской девой и, по крайней мере в Орлеане, когда она приезжала, ее по-прежнему встречали с почестями. Но с тех пор как она потеряла меч, а Карл боевым сражениям предпочел путь дипломатии, слава и авторитет Жанны, казалось, уменьшились. Для Габриэля она оставалась все такой же прекрасной, но напряженное состояние бездействия и бессмысленные мелкие стычки делали свое дело.

Габриэль как никогда скучал по де Мецу и герцогу Алансонскому. Он все время задавался вопросом: если бы ассасины были рядом с Жанной, помогло бы это сохранить ее боевой дух? Лишь в марте, когда до Жанны дошли слухи об упорном сопротивлении городов – особенно отчаянно боролись жители Компьеня, – они с Флер увидели прежнюю Деву. Сейчас «армия» Жанны представляла собой горстку наиболее преданных ей людей – что-то около двухсот человек, малая толика от некогда десяти тысяч, шедших за Жанной после коронации. Она собрала их под свое знамя, а потом просто оставила. Она не сказала Карлу, куда отправилась, что собиралась предпринять, но те, кто знал Жанну, догадались, какими были ее планы.

Их позвали в Милен, и на время показалось, что Жанна обрела надежду. И видеть ее во время мессы такой подавленной было как нож в сердце для Габриэля и Флер, которые любили ее так беззаветно. Они, держась за руки, ища друг у друга защиты и поддержки, шли по улицам Старого города.

– Она тебе не сообщала… – начал Габриэль.

– Жанна тебе не говорила… – одновременно с ним заговорила Флер.

Они печально улыбнулись, посмотрели друг на друга и расплакались.

– Габриэль, как ты думаешь, чем все это закончится?

– Не знаю, – честно ответил юноша. – Пьер хочет увезти ее домой.

Жан, старший брат, уже уехал, но Пьер от самого Блуа оставался подле сестры. Он не понимал ее так хорошо, как Габриэль или Флер, но любил ее, и Габриэль был рад, что Пьер рядом.

– Ты… ты думаешь, голоса оставили ее? – едва слышно спросила Флер, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Габриэль молчал. Он боялся спрашивать Жанну об этом.

– Мне не важно, что она делает, куда она идет, – наконец заговорил Габриэль. – Я буду там, где она.

– И я тоже. Всегда. – Глаза Флер наполнились слезами. – Я просто хочу, чтобы она перестала страдать. Король неправильно с ней поступает!

– Король делает то, что должен делать король, а я – то, что должна делать я, – раздался у них за спиной голос Жанны. – И вы, моя Тень и мой Цветок, делаете то, что должны делать вы, и только вы. Мы все исполняем волю Господа.

Глаза у Жанны были красными и распухшими от слез, но сейчас она уже не плакала.

– Мне нужно с каждым из вас поговорить, – сказала Жанна, отводя Флер в сторону.

Габриэль отвернулся, чтобы не мешать их уединению, на сердце у него было тяжело. Вскоре он почувствовал легкое прикосновение.

Он повернулся и впервые осознал, какая Жанна маленькая. Все, что она делала, что ее окружало, было таким огромным – ее свет, ее внутренняя сила, тепло ее сердца, живость ее лица. Сейчас он видел перед собой невысокую юную девушку, печальную и тихую.

– Мой Свидетель, – сказала Жанна, и по спине Габриэля пробежал холодок. Он был ее свидетелем и ее тенью и недоумевал, почему сейчас она выбрала именно это прозвище. – Ты помнишь, что сказал мне, когда я в первый раз рассказала тебе о моих голосах?

Кровь застыла у него в жилах, горло перехватило, он не мог выдавить ни слова и только кивнул.

«Позволь мне навсегда остаться с тобой. На веки вечные».

– Я тебе тогда ответила, что не могу этого обещать, – продолжала Жанна.

– И я сказал: «Прошу, позволь мне следовать за тобой столько, сколько это возможно», – глухо выдавил Габриэль.

– Ты будешь моим Свидетелем столько, сколько отпущено. И это время истекает. Я хочу, чтобы ты мне пообещал: когда я попрошу тебя уйти, ты послушно выполнишь мою просьбу. Что бы ни случилось.

– Жанна, я не могу тебя покинуть! Пожалуйста, не проси меня об этом! – Его голос сломался и задрожал, но он не стыдился этого. Он взял ее руки и прильнул к ним, чувствуя каждую косточку: какой хрупкой она была, несмотря на свет, от нее исходивший.

– Я не сказала «покинуть». Я сказала «послушно выполнишь мою просьбу». Когда я прошу, это просит Господь, а не я. Поклянись, Габриэль, что после моей просьбы ты не последуешь за мной.