Анна Семироль - Азиль

Как только за мужчинами закрывается дверь, Бастиан нетерпеливо спрашивает:

— Что произошло?

— Присядьте, пожалуйста, Советник. Месье Робер, да и вы тоже.

Голос начальника полиции монотонен и лишён всяческих эмоций. Будто Канселье специально тренировался. Но почему-то от этой монотонности становится не по себе.

— Месье Каро, вы знаете, где и с кем был ваш брат накануне?

— Понятия не имею, — фыркает Бастиан. — Он вечно ошивается в Третьем круге. Что он ещё натворил? Чёртов бездельник…

— Советник, — перебивает его Канселье, — Доминик Каро убит. Его тело несколько часов назад обнаружено в восьмом секторе Третьего круга.

Бастиану становится трудно дышать. «Нет, бред какой-то. Или розыгрыш, с этого болвана станется…» — думает он. И спрашивает, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее:

— Вы уверены?

Начальник полиции кивает:

— Его опознали местные проститутки из ночного клуба.

— Вы настолько доверяете шлюхам?

— Погодите, — вмешивается Робер. — Канселье, кто работает на месте преступления? Есть подозреваемые? Уже задержали кого-нибудь?

— Советник, я послал в восьмой сектор своих лучших людей. К сожалению, опрос местного населения пока ничего не дал, — начальник полиции поворачивается к Бастиану: — Месье Каро, мне пойти с вами, чтобы сообщить семье о…

— Нет! — яростно рявкает Бастиан.

— Извините. Мне нужно, чтобы кто-то из ближайших родственников опознал тело.

«Я должен увидеть всё сам. Это не может быть Ники. Это ошибка…»

Бастиан нервно меряет кабинет шагами, трёт подбородок. Хочется ущипнуть себя побольнее и проснуться. Убедиться, что всё, происходящее здесь и сейчас, примерещилось.

— Советник Каро! — нетерпеливо окликает его Канселье. — Я всё понимаю, но у меня мало времени. Мне надо возвращаться обратно.

— Я еду с вами. Советник Робер, прошу передать Совету мои извинения за отлучку. И пожалуйста: посторонним — ни слова о происшествии.

Домой Бастиан возвращается к ужину. Останавливает электромобиль за углом резиденции, складывает руки на руле, поникает головой и закрывает глаза. Он сидит так до тех пор, пока по боковому стеклу не начинает постукивать кулачок Амелии.

— Папа! Папа, ты спишь? Папа, ты чего? — взволнованно зовёт дочь.

Он выходит из машины, подхватывает дочь на руки и идёт по мощёной дорожке к крыльцу. Амелия висит на нём, обхватив ногами за талию и руками за шею.

— Пап, у тебя молчанка, да? Или ты больше не любишь свою bien-aime?

Бастиан молча целует её в щёку.

«Как я им сообщу? Что скажу?» — стучит в висках в такт шагам.

В гостиной Бастиан отсылает Амелию созвать всех, тяжело опускается в кресло и ждёт. К нему подбегает одна из горничных:

— Чаю, месье Каро?

— Нет, спасибо. Созови всю прислугу. Побыстрее.

Когда в гостиной становится многолюдно и подходят родители Бастиана и Вероника с Амелией, Советник Каро встаёт, дожидается, пока наступит тишина и сообщает, чётко проговаривая каждое слово:

— Сегодня ночью был убит мой младший брат Доминик Каро. Это всё, что я хотел вам сообщить.

Бастиан поднимает взгляд на родителей. Оба стоят неподвижно, с прямыми спинами, только у Фабьена Каро мелко дрожат руки, а Ивонн смотрит в одну точку перед собой, и лицо её белее манжет на платье.

— Отец. Мама. Простите. Теперь я ваш единственный сын.

В толпе слуг сдавленно рыдают горничные. Мужчины стоят, опустив головы. Вероника вцепилась в дверной косяк обеими руками и беззвучно плачет. Амелия смотрит на взрослых круглыми глазами и первая подаёт голос:

— Папа? Где дядя Ники? Что ты сказал такое, я не понимаю…

Она подходит к Каро-старшим, дёргает за платье бабушку:

— Бабуля, ты что? Мы во что-то играем, да?

Ивонн кладёт ей ладонь на макушку, девочка уворачивается, рука бессильно падает. От взгляда деда Амелия пятится, натыкается на ручку кресла. Оборачивается, поправляет поясок платья. Внимательно вглядывается в лицо отца.

— Папа? Ты сердишься на дядю Ники? Не надо, пожалуйста. Когда вы все такие, мне страшно. Я отругаю его, если он провинился… Папа?

— Милая. Дяди Ники больше нет, — слова будто продираются сквозь горло, царапаясь, раня.

Амелия отчаянно трясёт головой.

— Он что — ушёл? — звонко и яростно кричит она, отступая к двери. — Он решил, что может бросить нас? Папа! Я его так отругаю, как никогда! Ему стыдно будет, и он вернётся!

И с топотом бежит по коридору, открывая все двери на своём пути, и зовёт:

— Дядя Ники! Где ты? Дядя Ники!

У входа в спортзал Амелия спотыкается и растягивается во весь рост, обдирая коленку. Встаёт, сердито шипит, хромает в зал.

— Дядя Ники! Ты тут? Отзовись, я не играю больше! Я упа-ла-аааа!

Слова растворяются в отчаянном рёве. Амелия бьёт кулаком по боксёрской груше и медленно плетётся в комнату Доминика. Там она падает на его незастеленную кровать, визжит, скулит и орёт так отчаянно, что её слышат все в доме.

— Вернись! Так нечестно! Ты не можешь! Верни-ись! Дядя Ники, не бросай меня! Ты же мой друг! Друг! Дядя Ники!

Взрослые расходятся из гостиной. Вероника бежит за успокоительными каплями, но Бастиан останавливает её на пороге комнаты, где рыдает дочь:

— Нельзя. Дай ей выплакаться и смириться. Иначе будет только хуже.

— Бастиан, ей очень плохо. Нужна ласка, помощь и сочувствие, — мягко настаивает Вероника.

— Хватит растить из неё своё бесхребетное подобие! — взрывается Советник Каро. — Достаточно с этой семьи одного избалованного ребёнка, которого выпотрошили ночью, как рыбу! Не можешь воспитывать, как надо — обслуживай и не вмешивайся, поняла?

Жена отшатывается, расплёскивает на платье содержимое стакана. В коридор выбегает растрёпанная Амелия, расталкивает отца и мать, смотрит на них с настоящей взрослой ненавистью и выкрикивает:

— Вы! Оба! Отвратительные! Я не хочу вас больше любить! Оставьте меня в покое! Это теперь моя комната! И вещи мои!

И прежде, чем остолбеневшие родители успевают опомниться, дочь захлопывает за собой двери комнаты Ники и поворачивает в замке ключ.

Поздно вечером Бастиан приходит в отцовский кабинет. Фабьен сдержан, внешне спокоен, но уполовиненная бутылка виски на столе говорит о другом. В кабинете идеальный порядок, но отец то и дело переставляет вещи, берёт со стеллажа книги, меняет их местами, перекладывает бумаги на столе.

— Сядь, сын, — он указывает на тяжёлый резной стул напротив себя. — И расскажи, что знаешь.

— Мама как? — спрашивает Бастиан, глядя на вытертый ковёр под ногами.

— Мама призвала врача, напилась лекарств и спит. Она любила этого засранца. Виски?

— Нет, спасибо. Мне как никогда нужна ясная голова.

Фабьен наливает себе полбокала, выпивает в три глотка. Морщится, смотрит на сына выжидающе. Бастиан смотрит в пол.