Алеся Троицкая - Церебрум (СИ)

Эва ничем не могла заглушить образы в голове.

Вот Харя берет Амми в крепкий захват, дает по голове и силой заставляет открыть рот, а после… После заправски орудует ножом, так кровожадно и хладнокровно, что не возникает сомнений — он делает это не первый раз.

Крики агонии заглушают все звуки в небольшом помещении, превращаясь в булькающие хрипы полуживого тела.

— Прекратите! Прекратите, отстаньте от нее… — Эва пыталась добраться до мясника и сделать хоть что-то, предотвратить безумие. Но Ирма не позволила, небольшая манипуляция ее узловатыми пальцами, и Эва сама рухнула от острой боли в ноге. Магнитное кольцо вмиг стало настолько узким, что, казалось, раздробит молодые кости.

— Дурочка, мы же стараемся ради тебя.

«Кобра» присела возле Эвы, взяла ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза. И как ни в чем не бывало произнесла:

— Когда мы закончим, переоденешься в ее тряпки и будешь сидеть тихо. Через несколько дней мы тебя заберем. Да, воду и еду найдешь там, — она указала на вход, где у стены пристроилась грязная сумка.

— Что будет с Амми? — превозмогая боль и ярость спросила Эва.

Ирма нахмурилась:

— Тебя это не касается. Лучше посиди и подумай, что будет с тобой. И можешь не поскупиться на образы, позже ты поймешь, тебя ожидает участь похуже, ведь то, что будет вытворять с тобой твой хозяин — настоящий ад. Так что готовься.

Мерзкий смех и неутихающий крик — это то последнее, что запомнила Эва, когда от собственной боли помутилось сознание, унося в темноту. В такую желанную, но, к сожалению, недолгую.

Эванжелина очнулась спустя пару часов с жуткой головной болью, ломотой в сдавленной и посиневшей лодыжке и тянущей болью в районе сердца, затмевающей все физические страдания и неудобства.

В этом состоянии она провела два дня, за которые жалость, безысходность, и боль потихоньку вытеснила невероятная злость на саму себя, за свою слабость.

Встрепенувшись в своем углу, она потерла затекшие ноги и размяла шею, покрутив головой из стороны в сторону. Взгляд уткнулся в сумку с едой, о которой она благополучно забыла, думая, что лучше умрет от голода, чем поест из рук живодеров. Но воля к жизни была сильнее принципов. Эва подползла на четвереньках к двери, чувствуя, что магнитное кольцо ослабленно, сунула нос в холщовый мешок.

Бутыль воды и засохший хлеб. Не густо. Но непривередливый желудок был счастлив и радостно заурчал. Если бы он только мог догадываться, что после сытости его хозяйку парализует от убойной дозы снотворного, он бы постарался немедленно все выплюнуть.

Девичьи веки долго трепетали, прежде чем открыться. Казалось, сверху их придавили чем-то очень тяжелым. С десятой попытки Эве все же удалось побороть груз, и она встретила полумрак. Взгляд медленно ощупывал явно небольшое помещение, где с потолка монотонно капала вода, стекая на макушку.

«Интересно, сколько я тут валяюсь, если волосы полностью промокли?» — подумала она, чуть запрокидывая голову и подставляя под живительные капли потрескавшиеся губы.

Просыпаться и осознавать себя в месте, похожем на пещеру, при том очень вонючую, неприятно. Но только не той, кто проводил ночи в более неприветливых местах, например, в медвежьей берлоге. Вспоминать об этом очень не хотелось, но вонь от испражнений и мокрой шерсти услужливо напомнили те занятные времена.

Прогнав образы прошлого, Эва припомнила сумку с отравленной едой, хотела наслать проклятья на головы трапперов, но вместо слов из горла вышли только хрипы.

«Чтоб вас волки загрызли и лоси затоптали!» — крикнула в сердцах она, поднимаясь. Ей уже надоело, что вода успела промочить не только рот, но и все лицо.

Как взъерошенный воробушек, она встряхнулась, резко мотнув головой, и тут же об этом пожалела: по вискам будто ударили молотом, боль от которого разошлась по всему телу, выворачивая наизнанку. Эву начало лихорадить, холодный пот завладел телом, сильно затошнило, а после вырвало.

Несколько долгих минут ушло на восстановление чувствительности и прекращение болезненных желудочных спазмов. Отдышавшись, Эва наконец смогла полно осмотреть свое новое пристанище и убедиться, что она на самом деле находится под землей. Неровный скальник покрывали слизь и плесень. Над головой вырисовывались обломанные сталагмиты.

«Значит, пока я была в отключке, они меня сюда притащили. Неужели это и есть «нора», которой они меня пугали? Хм…». Она скептически осмотрела пол и поняла, что она не первая, кого тут держали. Помимо чьих-то испражнений, которые никто не спешил убирать, здесь были куски ободранной одежды и даже чьи-то кости. Думать, что они человеческие, не хотелось, так же, как и проверять.

Эва подошла к решетке, разглядела небольшой освещенный пятачок, на котором стояло подобие кривого стула с накинутой на него замызганной кофтой. На ножку облокачивалась недопитая бутылка с отколотым горлом, в которой покоилась темная жидкость. Эва поежилась и поняла две вещи: первая, это — то, что ее зубы стучат от холода; а вторая, что ее охранника нет. Надолго это или нет, Эва думать не стала, а присмотрелась к замку. Странно, но это не было то магнитное устройство, что держало ногу, которое, кстати, почему-то на ней до сих пор болталось. И не походило на что-то более изобретательное. Увесистый, но явно сделанный из старого металла, да плюс ко всему и ржавый, он не вызывал доверия.

— Неужели они думали, что эта енотовая задница меня удержит?

Усмехнувшись маленькой удаче, Эва вытряхнула из своего кроссовка раскладной нож. Слава богам, у Амми оказалась настолько миниатюрная нога, что обувь решили не менять. Не мешкая, Эва стала с азартом ковыряться в железяке, тихонько проклиная свое бессилие и изнеможение, заставляющие разжать пальцы и выпустить хрупкую сталь.

— Ну же давай, лопух тебя побери! Открывайся!

— …Хрен ты крысиный… ты зачем ушел… охранять, если… нет на месте…

Эва испуганно вздрогнула, разорванные эхом голоса в правом коридоре раздались так неожиданно и громко, что смогли напугать.

— …А че… в туалет…

Дальше бубнеж Хари Эва не разобрала, лишь поняла, что двойня, а возможно, и троица, приближалась, и ей нужно поторопиться. Она уже и так покрылась испариной, а от напряжения занемели все мышцы, но продолжила яростно ковырять неприступную железяку. «Ну, же давай, волк тебя разорви!».

— А ты хотела, что бы я обосрался?..

— Да мне плевать, ты не должен был спускать глаз с клетки, а если она убежит?

— Эта дохлая? Ну ты жжешь… — гогот Хари, отскакивая от стен, превращался в отвратительную какофонию.

— Да иди, болван, — недовольно фыркнула женщина. — В следующий раз нехрен обжираться до усёру. Придурок!