Алеся Троицкая - Церебрум (СИ)

— Со-фи-й-ка, моя малышка… — осипло прошептал человек-медведь.

— Отпусти меня, грязное животное! Дьявольское отродье! Выродок шакала!

Но мужик, похоже, от похоти потерял рассудок, его поцелуи стали спускаться по шее ниже, оголяя ее плечи и собираясь добраться до груди.

Вот теперь Эва не на шутку испугалась, понимая, что еще чуть-чуть, и ее изнасилует невменяемый мужлан, она стала шарить здоровой рукой возле себя.

О чудо, бутылка, которая была при нем, когда она на него налетела, оказалась рядом. Посильней сжав горлышко, она со всей дури врезала по его лохматой голове.

— Сдохни, тварь!

Эва думала, что бутылка разобьётся, но стекло было на удивление прочным, в отличие от его головы. Мужик резко отклонился, в полутьме моргая стеклянными глазами, как будто пытаясь что-то осмыслить, а после завалился на Эву замертво. Вырывая у той болезненный вскрик и заставляя отправиться в глубокую тьму.

Он долго смотрел на бесчувственное тело, не понимая, почему до сих пор не выкинул за дверь, чтобы ею поужинали крысяры или подобрали падальщики.

Может, потому что не хотел напрягаться и тащить тело по коридору, потом вышвыривать на улицу, да еще желательно подальше. А может, ему было все равно, кто или что валяется у него в коридоре. Решив оставить все, как есть, мужчина потрогал в области виска шишку, напряг мозг, но так и не вспомнил, откуда она взялась. Лишь заработал новый приступ боли. Плюнув на бесполезное занятие, он поднял с пола недопитую бутылку. Присмотрелся через мутное стекло. Хмельной отравы там осталось немного, и это сильно расстроило. Желая выплеснуть злость, он пересмотрел свое решение насчет бездыханного тела.

— Эй… ты… мля… черт… м-м-м, голова-а.

Рассеянный взгляд пытался сфокусироваться, но получалось плохо.

— Кому говорю, встала и пошла… Какого черта разлеглась… ик… я т-тебя не приглашал. — Мужчина пнул посильнее. — Или приглашал?!

Но девушка даже не пошевелилась.

Поморщившись и одним большим глотком опустошив бутылку, он вышел из себя.

— Черт! А ну, проваливай… быстро… я сказал — быстро, свалила… ик… дома! — он швырнул бутылку, подчеркивая серьезность своих слов, а потом снова впечатал ботинок в ее бок. Девушка не очнулась, но издала болезненный стон. Мужчина резко схватил ее за ногу, думая, что сможет противостоять законам притяжения, которые неимоверно тянули вниз, и выволочь на улицу ту, что нарушила его процесс саморазрушения.

Но чужая нога не поддалась, всякий раз как он ее хватал, она выскальзывала. Не понимая причину феномена, мужчина рассеянно взглянул на свою руку, измазанную кровью. Приглядевшись, заревел.

— Бля… ик… ик… ты меня загадила!

От очередного пинка девушку спас приступ сильной икоты, такой же ненавистный, как и она сама.

Внимание мужчины переключилось, он надул щеки, пытаясь задержать дыхание, привалившись к стене. Но даже это простое действие не получалось. Сдувшись, как проколотый воздушный шар, он от бессилия рухнул на пятую точку, зарывшись пальцами в нечёсаные волосы.

— М-м-м. Голова-а-а.

Похмельной синдром никто не отменял, особенно после той дряни, что он пил. С тоской прикрыв глаза, попытался вспомнить вкус настоящего, сделанного по всем правилам алкоголя. Но к своему сожалению, не смог. Лишь заставил сильнее зашевелиться тоску по потерянному прошлому, которая становилась просто невыносимой, и чтобы отвлечься от ставшего нормой депрессивного состояния, он вновь наткнулся взглядом на убогую, которая стала первой и единственной гостьей за очень долгое время.

— И какой… ик… какой леший тебя сюда притащил?

В эту часть Изнанки даже ублюдки побаивались заглядывать, все-таки соседство с отравленным озером было очень кстати. И неважно, что оно давно выдохлось, об этом никто не знал.

Поэтому мужчине было странно открывать глаза и видеть под собой живого… ну полуживого человека, да еще и девушку. Либо бесстрашная, либо тупая.

«Тупая…», пронеслось в голове. А за этим — следующая мысль: напиться до полусмерти.

В желудке громко и протестующе заурчало, но мужчина даже не обратил внимания. С трудом поднялся, преодолев половину пути на четвереньках.

Усевшись на трехногий пошатывающийся табурет, он нашёл среди кучи одну неоткупоренную бутылку с жидкостью, напоминающей мочу. Кроме пресловутого «ура», в мозгу не нашлось адекватной мысли.

Голова была тяжелой, тошнота не отпускала, но запах… запах съестного заставил открыть глаза.

«О, енотовая задница, как же мне плохо», — подумала Эва, проморгавшись, пока картинка не стала четче. Она попыталась встать, но тошнотворная слабость заставила улечься обратно.

— Наконец-то!

Эва вздрогнула, услышав злой и неприветливый голос.

Повернув голову, она узнала «человека-медведя», но сил на страх не оставалось, поэтому она безразлично уставилась на него немигающим взглядом. Главное, что он от нее на расстоянии, не обзывает чужим именем и не лапает, проталкивая свой язык ей в глотку.

— Не сдохла… — недовольно протянул он, сидя на полу, и громко отхлебнул что-то прямо из небольшой кастрюли, проливая часть на грязную всклокоченную бороду.

От отвращения Эва поморщилась. И как ее вчера не вырвало? Удивительно.

Густые черные брови нахмурились.

— Чего уставилась?

Эва попыталась закатить глаза и всем своим видом показать, как она к нему относится, но ничего не получилось, так как медведь резко и неприятно засмеялся. А потом и вовсе напугал, встав и направившись к тюфяку, накрытому разным тряпьем, на котором Эва лежала.

— Не стоит злоупотреблять моим гостеприимством, — кастрюля, из которой он хлебал, издала громкий стук, оказавшись рядом с Эвой. — У тебя есть час, чтобы убраться отсюда ко всем чертям!

Кто такие эти черти и почему именно к ним ее отправил «медведь», Эва постаралась не думать. Она недоуменно наблюдала за стремительно скрывшимся телом, поймав себя на мысли, что задержала дыхание. Не от вони, которая исходило от грязного тела, а от страха непонимания ситуации.

Сотни вопросов пронеслись в сознании, но запах все еще горячей пищи из грязной посудины отвлек ее от созерцания пустоты, маня, как самое изысканное блюдо. Поборов брезгливость, она немного приподнялась, потянулась к кастрюльке, заметила, что истерзанная рука чисто и умело перевязана. Как и оголенное бедро.

Еда тут же отошла на второй план, Эванжелина не понимала, какое обстоятельство больше вызывает удивление: что этот зверь обработал ее раны или что забыл надеть на нее платье? Хоть трусы не снял, и на том спасибо. Натянув тонюсенькую грязно-серую простынку до шеи, она схватила все еще теплую посудину. Зажала ее между согнутых колен и с унылым видом уставилась на похлебку, напоминающую чей-то уже не раз пережёванный ужин.