Владимир Калашников - Летописи Нэпэла

Выхватив «Тайфун», Император выбросил руку вверх и вбок, вдавливая курок. Поздно, слишком поздно, — щелчок арбалета раздался долю секунды назад, и тугая тетива выбросила стрелу к ним. Нэпэл инстинктивно заслонил собой любимую, и ещё не зная, в кого летит стрела, ожидал, когда наконечник пронзит его чёрный мундир, заливая серебрянные нашивки кровью. Ожидал этого с надеждой, и даже хотел — чтобы стрела вошла в его тело, не поразила его единственную любовь.

Лица гостей исказились, люди стали выхватывать оружие. Сэйпог выдернул пистолет, Прагэр извлёк из складок плаща пулемёт. Экситон выбросил из рукавов прямо в ладони длинные пистолеты, начав стрелять ещё когда они были скрыты под тканью. Скорострельный полуавтомат агента Гроу заверещал, изрыгая десятки пуль. Безоружная Чёрный Сапожок опустилась на пол, чтобы не мешать в перестрелке, прильнула к колену любимого, спрятав лицо. Священник занёс одну руку над священной книгой, а другую поднял, будто собираясь начертить охранный символ.

…Стрела вонзается под её левую грудь и девушка падает. Нэпэл разворачивается, подхватывает на руки, — так медленно она оседает, сама не веря в свою смерть. Не хочет в это верить и Император. Держа любимую на одной руке, он стреляет во врага, будто это теперь важно. И его жизнь теперь потеряна, — потому что без любимой, без милой Арнушки жить невозможно. Нэпэл не хочет признавать пришествия смерти, и мстит врагу, убившему сегодня одним выстрелом сразу двоих.

Стреляют все — Сэйпог, Прагэр, Экситон, Бэк Гроу. Враг падает замертво, его бронеплащ разорван пулями в серебристые клочья, и свинцовый ветер колышет их, обрывая как листья с потрёпанной кроны, унося прочь. Тело стало легче на несколько килограмм за счёт вырванной свинцовыми конусами плоти. Враг упал, но люди продолжают стрелять — чтобы хоть так изгнать отчаяние, что он принёс им в такой день. Руки, сжимающие рукояти, белы от напряжения. Лица ожесточены, кто-то кричит от злобы. У Экситона между губ струится кровавый ручеёк, это лопнули дёсны, так крепко сжал он зубы, — а если бы не сделал этого, лопнуло бы и сердце, от дикого крика.

Пули разнесли перила балкона, каменная пыль поднимается от плит, в которые ударяются металлические капли. Угол балкона отваливается, но тело не падает, оно отодвинуто ураганным огнём к стене. Теперь труп так измягчён свинцом, что каждый раз как пуля входит в плоть, поднимается облачко кровавого тумана.

Вбегают со всех сторон солдаты, и начинают палить. Тела врага почти нет, лишь кровавое пятно на стене над полуобрушившимся балконом. И оно исчезает, когда пули сбивают поверхность камня. Когда балкона уже нет, а в стене остаётся здоровая выемка, оружейное рычание прекращается.

Но задолго до этого Император берёт свою любимую на руки, — автомат отброшен, он ничем не смог помочь хозяину, — и бредёт к выходу. Некуда ступить — столько гильз на полу. Нэпэл медленно идёт между рядами скамей, и дымящиеся ещё оболочки патронов вылетают из под ног.

Император выходит на площадь, и люди думают, что церемония окончена, а Император со своей невестой возвращаются во дворец. Толпа взрывается приветственными криками, все машут руками, в небо выпущены стаи чёрных лебедей. Но потом кто-то в первых рядах видит безжизненно откинувшуюся головку любимой Императора, красное пятно на левом боку и торчащее из него короткое древко. Толпа медленно замолкает. Задние, которым плохо видно свободный участок перед воротами в собор, ничего не понимают. Ропот проносится над толпой. А затем перерастает в рёв отчаяния. И в тихий плач.

Император кладёт любимую на каменные плиты, и становится рядом на колени, сжимая её руку. Прижимает к губам. По лицу его катятся слёзы. Нэпэл касается милого лица пальцами, гладит, шепчет что-то, поправляет жемчужистые нити волос. «Арнушка, Арнушка», выдыхает её имя, вместе с последним воздухом, уже застоявшимся в лёгких. Ведь с того мига, как увидел расходящийся красный ободок вокруг торчащей из нежной белой плоти стрела, так и не сумел вздохнуть. Нэпэл ложится рядом с любимой, обнимает, перекладывает кудрявую светлую головку с холодных камней на своё плечо. Достаёт из кобуры на поясе пистолет и приставив тонкий ствол к виску, стреляет.

Он уходит вслед за Арной, надеясь догнать её в другом мире. И там уже остаться вместе с ней навечно. А если туда же попал и враг, — то ему уготованы вечные муки, не только телесные, но и моральные. Ведь убийца будет знать, что Нэпэл и Арна всё-таки соединили свои сердца…

Взрывающие сердце картины боли и смерти пронеслись перед глазами в доли секунды.

Нет! Никогда не бывать такому!.. Даже если бы стрела и летела в Арну, Нэпэл принял бы оголовок в своё сердце, — ему не привыкать к боли в том месте.

Но тот, кто нажал спуск арбалета не хотел никого убивать, — стрела прошла сквозь падающее колечко и вонзилась в алтарь, расколов угол. Трещины расползлись по чёрной гранитной поверхности, исплакались мелкими крошками.

Кольцо так и не достигло пола, — закрутилось вокруг стрелы, соскользнуло к чёрному камню, звонко зазвенев о него.

— Чэрт! — выдохнула Бэк Гроу, опуская левую руку от сердца, куда кольнул приступ мгновенного страха. В правой вскинутой руке подрагивал полуавтомат, так и не сделавший ни одного выстрела.

У остальных даже не нашлось слов.

— Опоздал я немного… Прямо с фронта примчался… Толпа запрудила площадь, к парадному входу было не пробиться и на танке — гусеницы увязли бы. — Чэрт виновато усмехнулся. — Я вошёл с… с тыла здания, и заблудился. Здесь такие катакомбы. А вышел прямёхонько на балкон. И как раз вовремя.

Нэпэл вздохнул с облегчением, убрал автоматы в кобуры.

— Говорят, плохая примета, если кольцо падает на пол, — заискивающе сказал Чэрт. Чувствовал, как напугал всех. И того, кого испугать было труднее всего — самого Императора.

Нэпэл не ответил ничего. Отвернулся от балкона, и поглядел в лицо Арне. А потом — снял колечко со стрелы, торчащей из алтаря.

И надел на тонкий пальчик любимой.

И запечатлел на её устах долгий поцелуй — лишь прелюдию всех тех, что собирался сделать Арне.