Кир Булычев - Чудеса в Гусляре. Рассказы

Но слон все шел и шел сзади. Он остался от видений. И шаги его были реальны, тяжелы, казалось, что песок вздрагивает и прогибается под ними.

Беспокоило отсутствие огонька. Вдруг пройдешь мимо, но никаких сил повернуть, взобраться на скалу, осмотреться. Павлыш даже никак не мог сообразить, сколько времени прошло с тех пор, как он свернул на мыс. Провалы в сознании могли быть мгновенными, могли продолжаться долго.

А слон совсем близко. Дышит в спину. И Павлышу всего-то нужно было повернуть голову, и видение исчезнет. Но никак не мог заставить себя это сделать. Он устал не только физически. Устало все - и разум, и воображение, и чувства, - и мозг отказывался впитывать новые образы, реагировать на них, пугаться их или игнорировать. Было, в общем, все равно, идет ли сзади слон или он плод воображения, остаток бреда.

И все-таки Павлыш оглянулся. Он надеялся, что никого там нет, кроме тварей.

Но слон был. Нет, не слон, никакой не слон. Просто аморфная громада непонятным образом покачивалась сзади, соизмеряя движение со скоростью человека, даже припадая на одну сторону, будто приволакивая ногу. У нее не было ни глаз, ни хобота. Только в самых неожиданных местах вдруг вспучивалась серая оболочка, образуя короткие щупальца.

Павлыш включил фонарь. И тут же пропала боль. Тут же пришла злость, которую так безуспешно старался вызвать в себе Павлыш. Ведь несколько десятков метров, несколько шагов осталось до цели, до огонька. Так нельзя. Это нечестно. Это просто нечестно со стороны планеты.

Громада не отступила. Лишь в том месте, куда уперся луч фонаря, образовалась воронка, словно свет ощутимо давил на оболочку. Павлыш провел лучом по телу громады, и та с неожиданной легкостью ушла из-под луча, разделившись на две формы, став похожей на песочные часы.

Павлыш выхватил пистолет, нажал гашетку, но луч пистолета протянулся тонкой полоской, нежаркой и нестрашной, и оборвался у громады. Павлыш выкинул пистолет. Он был тяжел, он оттягивал руку, он был совершенно не нужен.

Павлыш и громада стояли друг перед другом. Павлыш выключил фонарь. Громада расширилась в середине и снова стала кулем картошки ростом с двухэтажный дом. Одна из тварей неосторожно подлетела близко к громаде, и вытянувшиеся из оболочки щупальца подхватили ее и упрятали в тело. И нет твари.

- К черту! - сказал Павлыш, и громада качнулась, услышав голос. - Я все равно пойду.

И он повернулся к громаде спиной, потому что все равно ничего не мог сделать. И пошел. И дождь слишком громко стучал по шлему, и звенело в ушах. Но надо было идти и не оборачиваться.

Громада была ближе. Он чувствовал это и не оборачивался.

Скалы расступились. Мыс кончался. Одна скала, выше других, с плоской вершиной, стояла на самой оконечности мыса. И на ней горел огонек. Не огонек - ослепительно яркий фонарь. Фонарь находился на столбе. Вокруг фонаря вертелись твари, и основание столба было усеяно их трупами. До вершины фонаря, до площадки, на которой он горел, было метров пять. Черный кубик метра в два высотой умещался на этой площадке рядом с фонарем. Там, верно, находилась силовая установка, питающая фонарь. И все.

Не было ни избушки с открытым окном, не было пещеры, в которой горел огонь, не было даже действующего вулкана. Был автоматический маяк, установленный кем-то, живущим далеко и вряд ли наведывающимся сюда часто.

И путешествие потеряло смысл. Павлыш вполз на скалу - с одной стороны она была пологой. Но этот последний отрезок пути отнял все силы - да их и неоткуда было брать - ты можешь пройти почти все и вынести почти все, если впереди есть цель. А если ее нет…

Громада тоже ползла на скалу, чуть быстрее, чем Павлыш. И когда он дотронулся наконец до столба, металлического, блестящего под дождем, гладкого, громада выпустила щупальце и дотронулась до ноги Павлыша. До больной, онемевшей ноги. И жуткая боль заставила вскрикнуть, потому что щупальце накрыло дыру в скафандре и дотронулось до раны.

Павлыш отдернул ногу, прижался к столбу, и рука вцепилась в перекладину. Короткие стержни торчали по обе стороны столба - по этой лестнице забирался, наверно, бакенщик. Павлышем двигал лишь инстинкт самосохранения. Сознание отключилось - почему-то крутилась только мысль: хорошо бы приехал бакенщик, бакенщик… Потом была темнота и снова резкая боль - другое щупальце елозило по ноге. И сознание вернулось лишь на площадке маяка. Как он сумел одолеть эти пять метров с онемевшей ногой, обессилевший, Павлыш так и не понял. Он смотрел вниз. Темная громада обволокла столб и медленно ползла по нему вверх. Павлыш выхватил нож, полоснул им по первому из взобравшихся на площадку щупалец, то сразу исчезло, спряталось, но на место его взобралось новое.

Павлыш отступил к черному кубу энергоблока. В нем был люк. И люк был заперт, и он шарил по гладкой поверхности, надеясь отыскать кнопку или ручку, и не смел повернуться к кубу лицом, потому что надо было полосовать ножом по упрямым лепесткам ромашки, мотать головой, задерживая их лучом. А лепестки, загибаясь, сползались к центру, к ногам Павлыша. Люк открылся внезапно, и Павлыш, падая внутрь, потерял сознание.

Павлыш открыл глаза. Ровно горел свет. Он лежал в неудобной позе, упираясь головой в угол куба. Он был жив.

Павлыш оперся на локоть, приподнялся. За открытым люком поблескивали капли дождя, освещенные лучами маяка, и капли чуть вздрагивали на лету, как вздрагивает все, если смотреть сквозь силовую защиту.

Павлыш сел. Огляделся. Голова болела так, что хотелось отвинтить ее и пожить хоть немного без головы. Ноги не было. Вернее, Павлыш ее не чувствовал. Черный снаружи, куб изнутри оказался светлым и оттого больше размером. Во всю боковую стену тянулся пульт. И над ним была небольшая картинка, обычная стерео-картинка, которые посылают люди друг другу на Новый год: березовая роща, солнечные блики по листьям, мягкая трава и облака на очень голубом небе. Космонавты вдалеке от Земли становятся сентиментальными. И если где-то в пути, на Сатурне ли, на Марсе, их догонит почта, они хранят эти открытки и вешают их на стены кают.

И все остальное было уже понятно и просто: пульт дальней связи, запасной скафандр на случай, если потерпевший бедствие космонавт доберется до автоматического маяка, оставленного разведчиками на безлюдной планете, шкафчик с водой, лекарствами, едой, оружие, переносный энергоблок…

Когда-то давно люди в тайге, уходя из затерянной в глуши избушки, оставляли в ней запас соли, спички, патроны - они могли пригодиться заблудившемуся или выбившемуся из сил путнику. И эти радиомаяки так по традиции и звались избушками. Неизвестно, кто и когда придумал это название, - привилось.