Jack Vance - Золото и железо. Кларджес

«Каким образом Базилю удалось так быстро стать дебютантом?»

«Ему повезло».

Кудеяр притворился, что размышляет над этим ответом.

Через некоторое время Каддиган сказал: «Позвольте намекнуть на одно обстоятельство, которое, насколько я понимаю, ускользает от вашего внимания».

«Я вас слушаю».

«Базиль умеет пускать пыль в глаза. Нынче он излучает жизнерадостность и оптимизм. Но вам полезно было бы знать, каким он был раньше, пока не проник в филу дебютантов. Он изнывал от меланхолии, не находил себе места — вел себя почти так же, как наши пациенты».

«Я не имел представления о том, что его состояние было настолько тяжелым».

«Одно можно сказать в пользу Базиля: он искренне стремится к тому, чтобы этот мир стал лучше». Каддиган бросил на Кудеяра пронзительный взгляд: «Ему удалось выписать девять пациентов — что, в общем и в целом, совсем неплохо. Но он убежден в том, что, если его подход позволил помочь девяти кататоникам, то гораздо более интенсивное применение тех же методов позволит ему исцелить девятьсот пациентов. Он ведет себя, как имбецил с перечницей, считающий, что, так как добавление щепотки перца делает суп вкуснее, следует высыпать в миску все содержимое перечницы».

«Так что вы не считаете, что Базиль далеко продвинется?»

«Все возможно, нельзя исключать такую вероятность».

«И в чем заключается та эффективная терапия, на которую он намекает в последнее время?»

Каддиган пожал плечами: «В том, чтобы опорожнить в суп всю перечницу».

В гостиную зашла Пладж, позвякивая дюжиной бронзовых браслетов на щиколотках и еще дюжиной браслетов на руках. Она надела сари из красного батика, пестрящего золотистыми, черными и коричневыми узорами, а также пару абсурдных красных сандалий, инкрустированных зелеными стеклянными шариками.

«Я думал, — сухо прокомментировал Каддиган, — что ты ушла заниматься архитектурной тектоникой... Или калейдохроматикой?»

«Калейдохроматикой. Но у меня возникла чудесная идея, и мне пришлось переодеться, чтобы попробовать ее на себе».

«Капризная игра воображения не способствует крутому подъему», — заметил психиатр.

«А, подъем! Брехня и чушь собачья».

«Ты запоешь другую песню, когда я стану дебютантом, а потом и аспирантом».

Пладж подняла глаза к потолку: «Иногда я сожалею о том, что меня сделали дебютанткой. Кто хочет быть амарантом?»

«Я!» — ухмыльнулся Кудеяр. Ему нравилась Пладж — и его забавляло раздражение заметившего это обстоятельство Каддигана.

«Я тоже хочу стать амарантом, — серьезно обратился к жене психиатр. — И ты тоже. Зачем говорить глупости только для того, чтобы поддержать разговор?»

«Зачем называть глупостями здравый смысл? В старину все боялись смерти...»

«Пладж!» — строго оборвал ее Каддиган, бросив опасливый взгляд на Кудеяра.

Пладж повертела в воздухе звенящими бронзой руками: «Не притворяйся блюстителем нравов! Все мы смертны — кроме амарантов».

«Об этом не принято рассуждать при людях».

«Не понимаю, почему. Я предпочла бы называть вещи своими именами».

«Пусть мое присутствие вас не смущает, — заявил Кудеяр. — При мне вы можете говорить о чем угодно и как угодно».

Пладж опустилась на один из плоских древних стульев: «Мне пришла в голову любопытная мысль. Хотите знать, в чем она заключается?»

«Разумеется».

«Пладж!» — протестовал Каддиган, но жена его игнорировала.

«Я считаю, что в каждом из нас кроется влечение к прекращению существования. Если бы мы открыто и честно признавали этот факт, в паллиаториях, наверное, было бы меньше пациентов».

«Чепуха! — воскликнул Каддиган. — Я — дипломированный психиатр. Влечение, о котором ты говоришь, не имеет почти ничего общего с кататоническим синдромом. Кататоники — жертвы тревоги и меланхолии».

«Все может быть — но посмотри, как люди себя ведут в Карневале!»

Каддиган указал кивком на Кудеяра: «Вот кто в этом разбирается лучше нас с тобой — он работал в Карневале семь лет».

Пладж одарила Кудеяра взором радостного восхищения: «Как это должно быть замечательно — жить в калейдоскопе цветов и огней, видеть людей такими, какими они действительно хотят быть!»

«Это было достаточно любопытно», — кивнул Кудеяр.

«Скажите! — Пладж дрожала от нетерпения. — Про Карневал ходят слухи — наверное, вы сможете их подтвердить или опровергнуть».

«Какие слухи?»

«Говорят, что действие законов на Карневал фактически не распространяется — так ли это?»

Кудеяр пожал плечами: «В какой-то степени. В Карневале люди делают вещи, за которые в Кларджесе их арестовали бы»

«Или вещи, которые в Кларджесе они постыдились бы делать», — пробормотал Каддиган.

Пладж игнорировала его: «И до чего доходит это беззаконие? Я имею в виду... я слышала, что в одном из «дворцов» — в каком-то тайном «театре» для извращенцев, куда очень трудно попасть, люди платят за то, чтобы посмотреть на казнь! Чтобы полюбоваться на то, как убивают юношей и девушек!»

«Пладж! — отчаянно крякнул Сет Каддиган. — О чем ты говоришь? Ты с ума сошла?»

«Я слышала еще и не такое, — наклонившись вперед, продолжала хриплым шепотом Пладж. — Говорят, они не только предлагают посмотреть на трансформацию за деньги, но — если клиент достаточно богат — за тысячу или несколько тысяч флоринов он может купить жизнь человека и покончить с ним — или с собой — таким способом, какой ему больше нравится».

«Пладж! — Каддиган судорожно схватился за ручки стула. — То, что ты говоришь, просто отвратительно, совершенно неуместно!»

Пладж отрезала: «Сет, город полнится ужасными слухами — я хочу знать, чтó господин Кудеяр скажет по этому поводу. Если он подтвердит, что в Карневале такое действительно возможно, думаю, следовало бы что-нибудь предпринять по этому поводу!»

«Не могу с вами не согласиться, — сказал Кудеяр, вспомнив о Карлеоне и его Музее, о Рубеле и его Пыточном подвале, о Лориоте и прочих бербарах. — Мне тоже приходилось об этом слышать, но я считаю такие слухи... не более, чем слухами. По меньшей мере, я никогда не встречал человека, который непосредственно наблюдал бы такие зрелища или платил бы за такие извращения. Как вам известно, посетители Карневала развлекаются... как бы это выразиться? Заигрыванием с трансформацией. Они кидают дротики в лягушек, прикасаются к рыбам удочками, оглушающими электрическими разрядами — и так далее. Но я не думаю, что они делают это сознательно. Это своего рода инстинктивное высвобождение накопившихся напряжений».

Каддиган с отвращением отвернулся: «Чепуха!»

«Чепухой занимаешься ты, Сет! — возмутилась его супруга. — Ты называешь себя ученым, но при этом отмахиваешься от идей, которые тебе не по нраву».