Линара Тимиргалиева - Дыры между ноздрями

Трейси тоже его разглядела. Обыкновенный мужик, только бледный и с мешками под глазами, судя по всему — от космической лейкемии.

— Что это за бред? — сказала Трейси. — О господи...

Она схватила свою кожаную куртку со стула, показала Евдокии средний палец и вышла из квартиры.

— Ты же обещала, что вы будете вдвоём! — сказал мужчина.

На улице она закурила и хотела спокойна покурить. Однако из каждого радиоприёмника и телевизора раздавались одни и те же новости о беспорядках на Титане и вводе чрезвычайного положения.

Трейси надоела окружавшая её суета. Она надеялась скрыться от неё в центральном парке Бредбери. Там она частично нашла нужное ей спокойствие, несмотря на беспокойные разговоры прохожих о всё том же Титане. От скуки Трейси сорвала маленькое яблоко с посаженых яблонь, надкусила и тут же пожалела об этом. Ужасно кислое, оно вязало язык и всё во рту. Трейси не знала что делать с яблоком, как и не знала что делать со своей жизнью — выбрасывать или доесть до конца, какой бы кислой и ужасной она ни казалась.

Яблоко она выбросила, но сама отправилась в многоквартирный дом господина Суджимото. Она надеялась успеть пока он не сдаст её с Самболь пустующую кваритру новому жильцу.

Самболь сидела на наре, положив руку на колено, и глядела в окно на разноцветные облака. Раньше некоторые учёные предполагали что эти облака могут оказаться формой жизни: червями, которые наполняют себя лёгкими газами и витают как дирижабли в атмосфере Юпитера.

Но никакой жизни на Юпитере так и не оказалось. Здесь лишь повесили тюрьму Харрингтон — единственный следственный изолятор для женщин во внешних мирах. Так как почти все преступления во Вселенной совершались мужчинами, то почти все женщины, нарушившие закон, оказывались в Харрингтоне.

Самболь прозвали за глаза «Пиратом», за повязку над левым глазом.

С ней сидели ещё трое.

Аврора Роуз Левек задумчиво чесала в паху.

—Наверное, заработала вшей в блоке C, — подумала Самболь.

Аврору звали «Звёздочкой». Она носила очки с громадной оправой. Все остальные считали что в стёклах её очков нет диоптрий. На возникший однажды вопрос действительно ли это так Аврора равнодушно заметила, что ей они просто идут к лицу.

На лице она также сделала едва заметную наколку в виде слезы под правым глазом — отличительный знак заключённых. Но не из гордости за то, что пошла против закона и была сломлена государством, а из‑за того что это довольно мило.

Сидела Аврора за мошенничество, а точнее за кражу денег из зарплатной кассы. Она работала бухгалтером на одном урановом руднике в поясе астероидов.

—Надоело мне всё, — как‑то раз говорила она. — Хотела всегда уехать в такую страну, где не надо покупать билеты на проезд, не нужны будут деньги и не надо будет работать. Мама мне говорила что я принцесса и самая красивая, оказалось что всё это дерьмо сплошное...

Её поймали на Меркурии, где она просаживала все краденные деньги в казино, на Колесе Фортуны и рулетке.

Мать Авроры в общем‑то не соврала. Её дочь была красивой и миловидной, потому ей и доставалось больше всех в камере.

В мужских тюрьмах существовали негласные «понятия», согласно которым заключённые вели размеренное существование и разрешали конфликты. В женских тюрьмах «понятий» не было. Самые сильные и злобные в камере просто теснили всех остальных и измывались как хотели, особенно над самыми красивыми.

Потому главной в камере была Чайна, которая спала мёртвым сном. Едва шевелились только мышцы на её могучей разработанной спине. Перед сном она принимала транквилизаторы.

Звали её Джоанна Лорер, и она убила своего мужа кухонным ножом. По правде говоря она защищалась и это он чуть её не убил, да и ссора началась из‑за его измены. Однако суд присяжных посчитал её виновной в тяжком и жестком убийстве. В тюрьме Джоанна принялась фанатично наращивать мышечную массу в тренировочном зале. Нервное расстройство, начавшееся после убийства, стало причиной внезапных, резких выпадов на сокамерниц. На воле она была просто домохозяйкой с визгливым голосом. Здесь её характер огрубел, как и голос и нрав. Заключенные прозвали её «чайна». Образ тонкого китайского фарфора с ней не вязался, но прекрасно контрастировал. Все понимали, что её жесткость и грубость происходили лишь из страха за свою жизнь, а потому были хрупкими, как сервиз.

Аврора захотела сказать о том, как слышала за завтраком что в блоке D затевают бунт, от того что уже третий месяц не привозят прокладки и тампоны. Администрация из раза в раз отделывалась фразой что корабли со снабжением сбивают астероиды. Авроре очень хотелось завести разговор, развеять постоянно давящую скуку и тоску. Но она боялась разбудить Чайну и молчала. Чайна бы схватила её за волосы и заставила бы драить полы, ведь сегодня четверг. А потом ещё и пинала бы в спину и прижимала ногой к мокрому полу.

Этого Авроре не хотелось.

Дверь камеры открылась и вошла Лили по прозвищу «Пиньята», в обнимку с пачками прокладок, блоками сигарет и кучей других пакетов. Пиньятой прозвали её за то что её приняли на седьмом месяце беременности. Подходил девятый.

Лили фасовала ганимедский порошок для своего мужа-наркодилера. За этим её и взяли во время полицейского рейда. Муж Лили успел подняться, ему поручили «осваивать рынок» рабочих поселений на Сатурне. Про жену он не забывал: постоянно навещал и передавал ей кучу всего. Прежде всего тот же ганимедский порошок и другие самые разнообразные вещества. В тюрьме так и считали что он заботится о Лили только из расчёта заработать на заключённых. В искренность их любви никто не верил.

Она кинула сигареты и прокладки Самболь и Авроре, их же она тихонько положила рядом со спящей Чайной и оставила ей ещё таблетки транквилизаторов и ампулы со стероидами.

Чайна не проснулась от прихода Лили. Аврора посмелела и заговорила в полголоса.

—Ну ты наша спасительница, — сказала она, держа в руках пачку прокладок. — Я слышала что в блоке D уже вату из матрасов достают. Они затевают бунт.

—Ах, это всё им моя дурь в головы ударила, — ответила Лили.

Она села и стала гладить свой живот.

—Пусть подождут со своим бунтом. Пусть сначала мой сынок выйдет на свет.

Самболь вытащила из блока пачку сигарет L&M, вытащила сигарету и закурила. Последние слова Лили заставили её улыбнуться, и она решила вступить в разговор.

—Что ж ты им продаёшь тогда эту дурь? — спросила Самболь.

—Нужно ведь зарабатывать... — сказала Лили. — Я мужу помогаю. Всё для нашего ребёнка!

—А почему же он не сидит вместе с тобой? — Самболь засмеялась. Смеялась она некуклюже, лицо её дёргалось неестественно, будто она забыла как это делается.