Линара Тимиргалиева - Werfuchs

Гамбург, Германия

Жёлтые листья падали с деревьев, кружась в воздухе. Я шёл по тропинке с газетой подмышкой и курил папиросу.

Мне нравилось гулять по парку. Природа напоминала о нашем семейном доме в окрестностях Шверина.

— Рабочий — звучит гордо! — так говорил мой отец. — Ты должен работать на благо Германии!

Он так и не смирился с мыслью, что мы проиграли прошлую войну.

— У твоего старика не получилось задать им всем жару... — негодовал он. — Но вот ты, сынок, должен будешь взять реванш!

Отец всё моё детство был молчалив, но перед смертью вдруг начал откровенничать и рассказывать фронтовые истории.

—...человек должен знать зачем он живёт! — говорил папа, выскакивая из кровати с восклицанием. — Твой старик, как ты знаешь, воевал в России, на Украине... Была Австро-Венгрия, был царь в Москве — до этого мы знали с кем воевали. А вот те с кем мы там встретились... Эти люди думали, что могут жить сами по себе, звались они "анархистами". Мы с большевиками их всех перестреляли. А ведь ты знаешь, как я не люблю большевиков! У тех людей с чёрными флагами не было никакой цели... Ты не должен так жить, сынок, ты должен знать зачем живёшь!

А потом отец умер, и стали мы жить очень бедно. По заветам "своего старика" я уже учился на токаря в училище Шверина, но мне пришлось сорваться с места чтобы заработать на кусок хлеба.

Я как и многие тогда катался по стране и укладывал асфальт для новых автодорог. Тяжелая была работа. Я, наверное, выкопал земли больше чем мой отец, когда он делал окопы на "позиционной войне".

В бараке дорожных рабочих я встретил Карла. Он мне рассказал, что открываются новые заводы.

— "ИГ Фарбен", мужик! — гордился Карл. — Завтра поеду в Гамбург. Прощай, лопата! Прощай, гудрон!

Он лежал на втором ярусе барачных нар и подкидывал от радости вверх порнографические картинки.

Я решил попытать удачу вместе с ним, и оказался на одном из заводов Рейнметалл АГ. Пробелы в обучении пришлось наверстать прямо за станком. Зарплата была неплохая, и я даже снял себе комнату в спальном районе.

Как-то раз мы встретились с Карлом в этом парке, чтобы в очередной раз похвастаться друг перед другом своей жизнью в Гамбурге. У Карла на новеньком плаще красовался значок с каким-то символом в виде креста, у которого концы зачем-то согнуты.

— Они клёвые ребята! — говорил он и стряхивал каждую пылинку со своего плаща. — Когда я зашёл в отделение партии, они налили мне пива и всё объяснили. Мы с тобой арийцы, брат! Высшая раса.

Я ничего не понял.

— Ты слышал о Фрице? Он тоже на заводе Рейнметалла работает. Они там производят трактора... но на самом деле они делают танки! — захихикал тогда Карл.

— Как можно не отличить трактор от танка? — спросил я.

— А, это всё низшие расы, они не догадаются... — говорил Карл.

Меня что-то уж слишком захватили воспоминания, поэтому я решил присесть на одной из скамеек парка и почитать газету.

ПРОИЗВОЛ В РОССИИ: СТАЛИН ССЫЛАЕТ В ЛАГЕРЯ

Наши корреспонденты в Москве обеспокоены ситуацией в Советском Союзе. Сотни и даже тысячи людей осуждены по различным уголовным статьям. Тюрьмы переполнены, и правительство вынуждено строить лагеря в Сибири. Мы взяли интервью у представителя русской полиции (НКВД СССР — прим. ред.), Николая Руцкого.

— Вы, быть может, помните какие ужасы царили в нашей стране во время гражданской войны. — говорит Руцкой. — Многие люди так и остались безнаказанными. У наших граждан накопилось недовольство несправедливостью, и мы, как представители закона, обязаны подчиниться воле своего народа. В этом нет никакого политического подтекста, мы лишь выполняем свою каждодневную работу, просто работы в этом месяце привалило (Руцкой смеётся — прим. ред.).

Тем не менее, редакция нашей газеты также, как и наша партия и весь немецкий народ, солидарны в одном — большевизм есть величайшее зло для человеческого рода, и сегодняшние события лишь одно из его проявлений.

МЕДИЦИНСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ В КЁЛЬНЕ ЗАКРЫТА

Служебная проверка в медицинском институте Кёлна установила, что в лаборатории проводятся опыты над животными в целях вивисекции. По словам заведующего лабораторией Гюнтера Шлёндорфа, на мышах испытывали новый препарат от облысения. Однако, согласно закону Рейха о защите животных от 1933-го года подобные опыты запрещены. Добровольцы из Гитлерюгенда перестарались во время закрытия лаборатории и разбили оборудование на сумму в две тысячи марок.

"Мыши хоть и похожи на евреев, но всё-таки они живые создания и Божьи твари, как и мы с вами". — прокомментировал новость премьер-министр Пруссии Герман Геринг, один из авторов закона о защите животных.

Писали всё об одной и той же чепухе.

Вдруг я услышал смех позади себя. Обернулся — а вокруг никого. Наступил вечер и людей в парке вроде уже и не было.

Я снова уткнулся в газету, но краем глаза увидел человека, стоящего рядом.

Это была девушка в осеннем плаще. Её лицо скрывала тень от женской шляпы. Девушка хорошо сложена, как гимнастки из Бунд Дойчер Медель. Но у этой была ещё и пышная грудь — она чуть не вываливалась из-за широкого ворота плаща, под которым, казалось, ничего и не было из одежды.

— Хочешь поиграть со мной?

Она говорила мягким голосом, но мне почему-то вдруг захотелось исполнять все её команды, как будто передо мной армейский старшина.

— Извините, но я не в настроении чтобы во что-то играть! — я смог лишь выдавить из себя эти слова.

Девушка сняла шляпу. У неё была прическа как у американских актрис из мрачных остросюжетных фильмов. Ещё мгновение, и она уселась рядом со мной. Я перестал соображать, мною овладело желание.

— Будет тебе настроение. — снова мягко сказала она и впилась в мои губы.

Мне был очень приятен поцелуй, но у девушки был какой-то запах мокрой лисьей шерсти. Я отчётливо помню этот запах — мы с отцом любили охотиться в лесах Шверина.

Она опустилась на колени передо мной и расстегнула мои штаны.

Я не мог совладать с собой, я был полностью в её власти. Она так и сидела коленях, я лишь гладил её по голове и трепал её прическу, пока не нащупал под волосами два лисьих уха.

Вдруг я почувствовал сильную боль в паху. Я судорожно посмотрел вниз и увидел, как девушка оскалилась нечеловеческими зубами и рычала, как пёс. Я закричал.

— Эй, вы что там делаете? — кто-то светил в нас фонарём.

Девушка убежала во тьму на четвереньках. Я стоял на месте, ошарашенный, и держался за свой окровавленный пах.