Линара Тимиргалиева - Werfuchs

— Насовсем?

— Нет, всего на одну ночь. Нельзя всё время оставаться человеком.

— Да-а... я бы тоже хотел побыть зверем какое-то время. Роешь себе землю, охотишься себе на добычу и ничто не терзает твою голову и сердце. Звери же не болеют душевными расстройствами и не беспокоятся, так?

— Не говори так, пожалуйста! Не желаю в эту холодную дикость возвращаться!

— Да я... просто... говорю... что вздумается. — у меня на лице, наверное, выступила кислая улыбка.

— Вот видишь! Ты говоришь, думаешь, и говоришь, что вздумается. Я всегда этого хотела. Не понимаю, чего ты раскис, это же такая радость. Вокруг полно радостей. Я каждый день открываю что-то новое. Мне это так возбуждает!

— Я тоже, не понимаю. — сказал я про себя, пока она говорила.

— Господи, держи его спокойно! — волосы из хвоста залетели мне в нос и я здорово зачихал.

Вера задрала платье. Я прижал её хвост к её спине и наматывал вокруг талии медицинский бинт, как врач у раненого в живот.

— А может, не надо? — спросил я, пытаясь развеять возникшую между нами интимность. — Зачем тебе прятаться? Покажешь всем кто ты есть. Мировое чудо света! О тебе снимут кино, напишут книгу. Мужчины, желавшие всю жизнь чего-то необычного, выстроятся в очередь.

Она щупала свои уши под волосами.

— А разве женщине не надо прятать свою индивидуальность, чтобы выйти замуж?

— Что ж, может быть и так. Всё, опусти платье, а то я не могу. Фигура у тебя очень стройная.

Она развернулась и вдруг доверила себя в мои руки.

— А что, почему бы и...? — сказала она и закусила накрашенную губу. А потом взмахнула ресницами и блеснула ярким взглядом.

Первое, что я вдохнул — запах неплохой туалетной воды.

— Мы не в лесу и не в парке, мы в моей комнате. — я вспомнил кто я, поднял уголки своих губ усилием лицевых мышц.

Раскопал занесённые мягкими волосами пирамиды лисьих ушей, прошёл кончиками пальцев до их вершин и повертел кисточки из коротких, уже жёстких, волосков.

— Что же там случилось со мной в парке? — спросил я, нелепо изобразив суровое лицо.

— Я точно также не владела собой, как и ты.

— Нет, ты пожалуйста ответь! — распалился я. — Если у тебя получилось водить меня куда угодно за хрен, то и сейчас я под дурманом живу? Собралась убить, ограбить? Отвечай!

— Я... я... Они! Они, там, в лесу, хотят показать друг другу, что людьми до сих пор руководят животные страсти, что они не лучше... Несмотря на больницы, отапливаемые дома, судебную систему... Мне не хочется этого говорить, но я могла каждую ночь перегрызть тебе горло. И не сделала этого.

— Зато обязательно сделаешь, когда вдоволь наиграешься.

— Нет!

— Надеюсь, она не решится убить меня в толпе людей — сказал я себе. — Ты готова? Пошли. — сказал я ей.

— Как скажешь... только не обижайся.

— Удовольствие быть обиженным. — не сказал я никому.

Я представил, что лёг на отличный холодный асфальт скоростной магистрали, которую строил вместе с Карлом. Распластал руки и ждал, когда меня переедет автомобиль марки "Судьба". Подняться на ноги и прыгнуть в тёмные кусты на обочине сил так и не нашлось.

Пока Вера застёгивала пуговицы плаща, я прикрыл её голову шляпой.

Ночной город приветствовал нас электрическим освещением. Узкие каменных улочки, где между домами гулял приятный лёгкий ветерок, хотели нас приютить, как всепрощающая мать.

На плаще Веры всё же выступал бугорок прижатого к спине хвоста. Я обнял её за талию.

— Нам непременно надо съездить отдохнуть в другую страну. — сказала она мне на ухо.

— Куда?

— В Португалию, Испанию, или в Италию. Хочу увидеть дуче, говорят он смешно корчит рожи.

— А зачем? Тебе здесь не нравится?

— Ты что, а как же остальной мир? Через год закроют границы и мы с тобой никуда не уедем... А мои подруги на собраниях говорят, что съездить надо обязательно, чтобы мужья отдохнули перед новым побоищем.

— Не хочу никого убивать...

— А что в этом такого? Разве это тяжело? Ты ведь ариец, значит сильный. В нашей стае так это вообще просто решается: загрызли без лишних слов и готово. Если на твоей стороне сила, конечно. Но ты же на правильной стороне, так?

— То есть ты за на... нацис... или как их там?

— Да. А за кого ещё надо быть здесь? Мы с тобой хищники на карте мира, изголодавшиеся хищники! Сильные, прыткие, как мои родственники. Мне нравится, что здесь многое точно так же, как и в моём лесу. Проще освоиться. Например евреи — это мыши, а я люблю есть мышей! Ты их не пробовал? Знаю, без специй тебе они не понравятся, и эта сырая кровь... У меня аж слюнки текут. Что, ты не любишь?

Мы разместились в очереди в кинотеатр. Будущие зрители в вечерних нарядах делились впечатлениями рабочей недели. В разговорах часто звучали торговые марки автомобилей, косметики, стройматериалов и многих других вещей.

— Наши женщины должны пользоваться отечественной косметикой. — сказала Вера.

— Почему, Вера?

— Чтобы поддержать нашу экономику, разве не понятно? Ох уж эти модницы впереди нас, щебечут как сороки и рушат государственность!

Все усадили свои тела в зрительские сиденья. В воздухе повисли тоненькие синеватые нити сигаретного дыма. Погас свет, все притихли. Завертелась плёнка и на белом экране зашевелились разнообразные картины, напоминавшие жизнь.

— Я люблю как нарядили и накрасили этого актёра. — говорила шёпотом Вера. — Он настоящий мужчина, самец. Он крут, он пьёт алкоголь! Давай наконец его тоже выпьем сегодня, хорошо?

Прошло ещё несколько. Кажется, это была автомобильная погоня только что.

— ...видишь какой у неё изящный пробор волос? Я хочу такой же. — сказала Вера.

Напряжение нарастала. Бух! Бах! Стрельба! Красавица падает в объятия, и...

Кто-то прошёл вдоль стены, бряцая чем-то металлическим и сильно топая. В священной, на время показа, темноте зала разверзся огонь и поглотил всё полотно экрана. Включился свет и я увидел герра СС, всё с тем же ранцем. Зрители всполошились, воздух наполнился негодованием.

— Несите плёнку, быстро! — крикнул он и сверху прибежал полицейский с бобинами.

Герр СС размотал плёнку и кинул получившееся мочало на пол, а затем плюнул на неё огнём из своего устройства. Кинофильм в один миг превратился в пепел.

Зрители столпились у кассы, надеясь вернуть хотя бы деньги за билет.

— Открывайте, живо! — сокрушался герр СС.

Кассир судорожно пытался вставить ключ в кассовый аппарат. Герр СС толкнул его, вытащил из кобуры пистолет и прострелил замок. Он сам раздавал купюры.

— Ты часто оказываешься не в тех местах, парень. — сказал герр СС, возвращая деньги мне.

— Какой приятный мужчина. Высокий, светлые волосы, голубые глаза, стильная униформа... — сказала Вера на выходе. — Зачем он сжёг фильм? Может быть, потому что он буржуазный, коммунистический, или... просто плохой?