Линара Тимиргалиева - Werfuchs

Я заслужил немного бодрости после десяти часов работы на увеличение промышленного производства Империи.

— "Публичные выступления и влияние на людей в бизнесе", Дейл Карнеги. — торжественно произнёс Карл с английской брошюрой в руках. Держал он её как Библию на проповеди. — Ты, наверное, скажешь мне: "Но Карл, это же А-МЕ-РИ-КА-НЕЦ!". А я отвечу: нет, приятель, среди них тоже есть достойные люди. Произнесение речи на публике, высказывание всего того что пронизывает тебя до глубины души... Даже и не могу описать всего удовольствия. Моя жизнь круто изменилась, брат!

Я пытался сложить кусочки скорлупы в единое целое, но всё рассыпалось.

— А что так пронизывает тебя до глубины души, Карл?

— Арийская раса, жизненное пространство на Востоке... ты разве не слышал?

— Нет.

Карл улыбнулся и снова вскинул руку под углом вверх.

Я оглянулся и увидел за барной стойкой герра Штеффера. Мы с Карлом здесь частые гости, успели "породниться" с ним.

Герр Штеффер многое повидал и охотно рассказывал о своих приключениях. Он служил в Восточной Африке, мыл золото на Юконе, вместе с американскими анархистами пытался взорвать Конгресс, снова воевал, уже Франции... и вернулся на родину, на старости лет. Открыл пивоварню и завёл пятерых детей от разных женщин. Его правый глаз помутнел, и свою большую, волосатую правую руку сейчас он держал так же как Карл. Вскидывал он его с такой силой, что сбил бы пролетавшего голубя прямо в разогретую сковородку.

Похоже ему тоже пришлись по душе эти парни со сва-сти-ка-ми. Я заметил ещё и флаг с этим символом над прилавком со спиртным.

— Ну а как личная жизнь, Карл? — спросил я, пытаясь отдалиться от всех этих непонятных штук со вскидыванием ладоней.

— Мне пришлось расстаться с Брунгильдой. В шестом поколении её много-раз-пра-бабку угнали в рабство крымские татары и изнасиловали. У моих детей должны быть здоровые корни!

— Но твой отец же поляк, разве нет?

— А как у тебя с женщинами?

У меня от чего-то снова заболело в паху. Я съёжился.

— Разве я не рассказывал про вчерашнее? В газетах должно быть написали смешную заметку...

— Нет, такого я сегодня не читал... Давай-ка, расскажи!

Карл сложил вместе пальцы в кожаных перчатках и опёр на них подбородок, высверливая во мне отверстия взглядом.

Искренний рассказ, сдобренный смешными деталями, дружеский смех, обмен размышлениями о планах на будущее.

Прощальное рукопожатие и комплименты хозяевам.

Потому что завтра всем снова на работу.

Светящий прямоугольник на дощатом полу переместился в другой угол комнаты к моему возвращению. Вечерние сумерки и тишина снова напомнили кто я есть — один, безвольный человек, живущий просто так.

Глава бульварного романа в мягкой обложке за несколько пфеннигов, пивное похмелье и стакан вина перед сном. Почему-то я вдруг понял, что я забиваю свою голову всякой ерундой, вместо того чтобы попытаться выбраться из всей этой рутины.

Если бы только меня так не...

...и в дверь начали колотить.

Только через секунду, показавшейся мне минутой, я понял кто стоит на пороге. Женщина в мятом плаще и шляпе, конечно это она! Я замер от страха и попятился назад как рак.

Она тем не менее выглядела не менее потрёпанной, чем одежда. От неё несло сырой землёй и скошенной травой.

— Ты, ты только не пугайся... Извини меня за всё.

— Какого чёрта? — я завопил. — Что тебе нужно от меня?

— Я не хочу возвращаться в лес... — она чуть не плакала. — Я хочу жить в городе, с людьми! Прошу, прости меня за вчерашнее. Это был наш старый обычай, я хочу от него избавиться...

— Кто ты, чёрт тебя дери?

Она сняла свою шляпу и показала сальные волосы. Из под них выступали лисьи уши. Белила на её лице облезли, поплыла тушь под глазами.

— Как тебя звать-то?

— У тех, кто живёт по-старому, в стае, нет имён...

— А-а-а, Господи! На кой чёрт Ты мне послал всё это?

— У тебя есть еда? — её глаза загорелись в надежде обрести долгожданную сытость.

Я решил пойти и позвонить в полицию... но я тоже захотел есть.

— Сегодня ночуешь не один? Хе-хе, молодость! — сказал мне бакалейщик, герр Прейер.

На обратном пути меня опять подловила фару Штайзер.

— Да, я всё понимаю, но я не терплю у себя всяких фривольных знакомств. Живите у меня сколько угодно, но только если всё серьёзно!

Она развела руками, благословляя воображаемый обряд венчания.

— Кстати, крысы перестали шуршать и пищать. Я даже как-то не могу заснуть без их звука... Ну да ладно, спокойной ночи! — сказала она и отмахнулась.

Моя комната оказалась пуста, а вещи лежали в беспорядке. Первым делом я полез в отделения письменного стола — деньги остались на месте.

Я зажёг керосиновую лампу и отправился в подвал. Свет выловил из густой темноты женскую фигуру, в грязном плаще и в окружении крысиных тушек. Женщина выдирала зубами сухожилия из крысы и со свистом тянула их себе в рот как лапшу.

— О Боже! — крикнул я... но подумал и снова сказал:

— А ведь по крайней мере, в доме станет чище.

— И зачем надо было делать так... в парке? А? — не каждый день получаешь право гневаться. Мне, признаться, даже нравилось.

— Это что-то вроде... старой традиции. Считается, что так можно получить из обычного человека жизненную силу.

Она виновато забегала глазами по комнате, сидя в углу на стуле.

— Если вы всё время живёте в лесу, то откуда ты знаешь язык?

— Есть "оседлые". Они живут в отдельных хуторах, как люди. Я научилась у них.

Я отвернулся и уставился в стену, изучая на ней трещины. Больше не хотел видеть мохнатые уши.

— И как ты представляешь себе жизнь... здесь... со мной? — я тяжело опустился на кровать.

— Я долго думала о том, что значит жить среди людей.

Она вскочила на ноги, прислонив шляпу к груди.

Сейчас скажет что-то очень важное для неё, не иначе.

— Здесь, в городе, много еды! Здесь никто не болеет и все умирают от старости! Я всё ещё не знаю, какое место мне здесь лучше занять... Я знаю кошек, я знаю собак — они живут здесь веками, их кормят и за ними ухаживают. Есть женщины-содержанки, вышедшие удачно замуж за богатого жениха или принца из расцветающей империи. Я видела эти истории в кинотеатре, все зрительницы ахали! Но всё это не то, я хочу чего-то другого...

— А по мне так это очень даже ничего... — сказал я про себя.

— Я точно не вернусь больше в лес. И точка! Мне надоели эти дурацкие законы стаи.

— Почему ты решила, что здесь лучше? — я сам того не желая улыбнулся, поддавшись приятным воспоминаниям о доме. — Я тоже часто бывал в лесу, на охоте. Там нет суеты, никто не заставляет тебя ходить на работу... или носить сва-сти-ку. Время идёт ровно столько, сколько отвела всем вещам природа. В городе годы превращаются в секунды, человек вертится в этом чёртовом колесе до тех пор пока не упадёт без сил, никому не нужный, потому что больше не может стоять у станка. Твои сородичи похоже не такие дураки чтобы идти к людям, они что-то понимают в этом мире...