В. Бирюк - Расстрижонка

– И сколько же за это придётся ей отдать?

Могу представить ситуацию с движением финансов в обратную сторону:

– И сколько же за это можно получить? Если уж она так разогрелась?

Но вот такой вариант уговаривания:

– Возьми меня, чтобы тайно взять у меня, чтобы, как своё, отдать моему…

Как, всё-таки, богата, разнообразна и изощрённа сексуальная жизнь на «Святой Руси»! Сколь примитивно, упрощённо мы оцениваем технологические изыски наших предков в этом поле! Надо учиться, Ваня.

И мы продолжили. Третью серию. ***

В душнике ещё темным-темно, а под дверью уже Салман скребётся:

– Сахиби, Лазарь пришёл. Говорит: к князю собираться пора.

Куда она вчера мои порты закинула?

Очень точно Антонов сказал. Приставать к женщинам, будучи в штанах — разновидность мазохизма. Но куда же она эту «границу» вчера зашпындорила? А, нашёл. Натянул, вышел в прихожую.

Это помещение, перед входом в господскую спальню, в княжеских и боярских теремах часто «гридницей» зовут: здесь на полу спит стража господская. Когда сенные девки-служанки по зову госпожи туда-сюда бегают — воды, там, принести, или наоборот, то молодые парни-гридни пробегающих девок по ножкам поглаживают. Девки повизгивают, но не сильно — господа от шума злиться начинают.

Сухан с Салманом — не отроки безусые, да и Лазарь на юную служанку не тянет. Он и сам по себе — чуть не повизгивает. Без поглаживания. От волнения. Всё пытается в опочивальню через приоткрытую дверь заглянуть. Через порог шагнуть — не рискует, из-за косяка дверного тянется.

– Интересуешься? На.

Дверь перед ним распахнул, смотрю, как он алеет и маковеет. В смысле: как «мак аленький» — становится.

– Нравится? И мне — тоже.

Лампадка едва теплиться, в опочивальне темновато. Но видна постель, в ней — обнажённая молодая женщина, чуть простынкой прикрыта. Раскрылась, девочка. Со мной под одним одеялом спать — жарко. Мне это многие говаривали.

– Нагляделся? На сокровище? А ты её чуть не погубил. Глупостью своей. К ней всякое… приставало, а ты защитить не сумел. Тебе честь дороже. «Не дело боярину во всякие бабские дрязги да сплетни да страхи…». Дур-рак. Словами высокими — свою гордыню питаешь, а жизни смысл — упускаешь. Ладно, пойдём — от неё подарок тебе искать. Резана, Николая, бересты — сюда…

Слазили в подклет, выкопали горшки, вывернули их на рядно. Кучка такая. Пуда на полтора.

Мужи мои несколько охуе… Как же это без мата сказать? — Удивились?

Николай, непроснувшийся ещё, рядом на землю сел, за голову схватился, качается туда-сюда. Не то — зубы болят, не то — еврей перед Стеной Плача молится.

– Ванька! Змей лысый! Научи! Ведь помру ж с тоски, с зависти! Ведь всю жизнь — денежку искал да считал! А ты, паскуда плешивая, куда ни придёшь — тебе само в руки валится! Ведь сотнями же гривен падает! Ведь ни за что! Ведь ни из чего! Серебро — кучами…

– Проснись, Николашка. Слова глупые — придержи. А насчёт «из ничего»… Это тебе — «ничего». А мне — «мои люди». И разум, и душа, и сердце мои — в них. То — жизнь моя. И боль, и радость. Я в людях — серебра не ищу. Оно само приходит. «Сила вещей» такая. Только это — не мне, это вон ему подарок.

Пересказываю Цыбину хитрость. Лазарь снова — пятнами. По лицу, по шее, Дальше не видать, но, похоже — аж до пяток в леопарда играет. Аллергия у парня какая-то?

– Как…?! Как она посмела?!!

– «Посмела» — что? Взуть дурней на ровном месте? А что, запрет был?

– Она…! Она в моём дому живёт! Мне за неё ответ держать! Ты ж… ты ведь купцов этих хитромудрых — через Стрелку не пустишь? Они ж ко мне придут!

– Как придут, так и уйдут. Лазарь, факеншит! Ну нельзя же быть всё время таким желторотым! Ума нет — читай закон! Прочитай «Русскую правду»! В конце-то концов! Хозяин не несёт ответственности по денежным делам слуг. По долгам рабов — есть варианты. По долгам членов семьи — однозначно. Но не слуг вольных! Она ленточку от панёвы своей продала — в чём тут злодейство?! На торгу два дурака: один — продаёт, другой — покупает. Девочка очень правильно всё сделала: ты про то не знал, никаких обязательств на тебе нет. А дурням — наука.

– Они — не поверят! Они меня уважать перестанут! Они решат, что я знал! Что я их обманул!

– Итить тебя и уелбантуривать! Тебе чьё уважение дорого?! Это ж барахло с отребьем! Они ж меня, мой закон обмануть собралися! И тварей этих — не придавить?! Побойся бога! Или ты забыл, как я за неисполнение моего слова наказываю?! Погоди, мил друг Лазарь, вот заявятся обманщики ко мне, с куском красной юбки на носу, вот уж я взыщу в удовольствие! Визг по обеим рекам стоять будет, аж до родников, до истоков!

Глупость и наивность моих людей — обижают. Ревности к чужому успеху, к удаче, к выдумке и находке — у меня нет. Может быть потому, что своя голова сходным забита. А вот когда подручник-напарник не догоняет… Обидно. Виноватым себя чувствую — не доучил, не подсказал.

Тут Николай спросонок представил себе картинку грядущего разгрома Клязьменского каравана. В подробностях. На Стрелке. В моём исполнении. С красными ленточками на носах лодий, где контрафакт тащат. А таковые будут — все. Даже его безразмерная «жаба» такое проглотить безболезненно не смогла.

Он окончательно проснулся и стал выражаться велеречиво-дипломатически. Типа: «с одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не согласиться».

Я, конечно, на Стрелке — хозяин. Что хочу — то и ворочу. В рамках князь-эмирова соглашения и «Указа об основании». Но вони… будет много. Так много, что и не продохнуть. «Проклятие размерности»: по закону — я прав, но «правоприменение» в таких объёмах… опасно для жизни.

Цыба продала штук тридцать ленточек. Три десятка лоханок с красными бантами на форштевнях… Революционные солдаты Петроградского гарнизона на демонстрации в феврале семнадцатого. Не учаны, конечно, но тоже… Полные товаров и дураков…

Клязьменский караван — не единственный. Есть ещё Окский и Верхне-Волжский. Бывают и другие. Но взять… да хоть бы десятую часть всего… Не-не-не! Не «Святорусского» — только Залесского! Не товарооборота — только экспорта!

Как говаривал один генерал от РЖД:

«Дайте мне в аренду один метр рельса магистрального пути. И я никогда ни в чём не буду себе отказывать. И внуки мои — тоже».

Но чувству опасности своего купца-невидимки — я верю. Многократно проверено: нюх на мордобой у него уникальный. Наследственность, однако. Остальные — не выжили.

Пришлось несколько успокоиться. Снизить напор и остудить азарт.

Вот же, факеншит, всех порву! Как тузик — грелку! Но — постепенно. Как минимум — повторить как с Живчиком — предупредить Боголюбского. Власть должна знать больше граждан. Что бы выглядеть… умно. Да и, не дай бог, его собственные, князь Андрея, люди и товары под раздачу попадут. Люди хорезмшаха как-то грохнули в Отаре караван с вещичками Чингисхана. А мы потом всей Русью триста лет иго расхлёбывали. Нафиг-нафиг.