Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Мне почему-то было так важно получить ответ на этот вопрос, что я решил найти самого спокойного члена нашей команды и проверить на нем действие рекламы.

Мне повезло: в эту ночь я был свободен. Команда «Лидиса» была столь мала, что свободными были только четверо, и трудновато было заставить ходить по двое, если у них были разные понятия о развлечениях. Мы считались младшими, и я вышел с Грисом Шерваном, вторым механиком.

Прекрасно: мне нужен был практичный спутник для проверки рекламы, и Грис подходил как нельзя лучше. Он был потомственным Торговцем, как и все мы, но основной его любовью был корабль, и я не думаю, что он интересовался какой-нибудь торговлей, кроме тех случаев, когда от него этого ждали.

К счастью, я вспомнил, что неподалеку от рекламы шоу животных была темно-малиновая реклама выставки мечей, и воспользоваться этим, как приманкой для Гриса. Грис был игроком, но такая деятельность не рекомендуется на чужих планетах. Игра, пьянство, наркотики и чересчур пристальное внимание к дочерям иноземцев могли привести к неприятным последствиям, вплоть до угрозы кораблю, так что подобные желания временно блокировались, и мы в конце концов соглашались, что это разумно.

Улица, где располагалось шоу, была теперь ярко освещена фонарями, висевшими каждый над своей рекламой и окрашенными в тот же цвет. Светящиеся изображения на них извещали о том, что происходит внутри. Серая с розовым полоса была еще здесь, над ней висел фонарь в виде серебряного шара, и никакие изображения не разбивали его перламутровый цвет.

— Что это? — спросил, подходя, Грис.

— Говорят, шоу животных, — ответил я.

Поскольку Свободные Торговцы большую часть жизни проводят в космосе, понятно, что у них мало контактов с животными.

Много лет на всех кораблях жили кошки для защиты груза, поскольку они охотились на всяческих паразитов, прятавшихся в трюмах. Столетиями они считались членами команды. Но число их все уменьшалось: они уже не приносили так много потомства. Мы уже забыли, откуда родом эти животные, и, следовательно, не могли добыть для них притока свежей крови, чтобы восстановить размножение. Несколько кошек оставалось на базах, их высоко ценили, охраняли и заботились о них в надежде, что размножение восстановится. Все мы пытались время от времени заменить кошек другими животными из многих миров. Один-два вида обещали размножение, но большинство животных не могло приспособиться к корабельной жизни.

Вероятно, желание иметь компаньонов-животных так и влекло нас к инопланетным зверям. Не знаю, как Грис, но я-то считал, что просто обязан посетить палатку под этим шаром. Оказалось, что уговаривать Гриса не пришлось: он охотно пошел со мной.

Откуда-то доносился глухой, тяжелый звук гонга.

Постепенно стихали смех, разговоры, песни на улицах, толпа платила дань призыву храма. Но тишина длилась недолго, потому что, хотя ярмарка и имела свои религиозные традиции, они с годами потускнели.

Мы прошли под тенью серой рекламы и сияния лунной лампы. Я рассчитывал увидеть какие-нибудь изображения животных, могущих послужить приманкой для публики, но там оказался только экран с надписью на местном языке, а над дверью качалась странная эмблема-маска — не животного, не птицы, а комбинации того и другого.

Увидев ее, Грис издал негромкое восклицание:

— Что это?

Его тон меня удивил. Я слышал его и раньше, но только в тех случаях, когда Грис стоял перед новой и непонятной машиной.

— Это же настоящая находка!

— Находка? — переспросил я.

Я решил, что речь идет о какой-нибудь удачной покупке.

— Настоящее зрелище, — поправился он, как будто прочел мои мысли. — Это шоу Тасса.

Грис, как и капитан Фосс, бывал на Иикторе и раньше. Я же мог только повторять:

— Тасса?

Я думал, что изучил ленты Ииктора достаточно внимательно, но смысл этого слова ускользнул от меня.

— Пошли!

Грис подтолкнул меня к стройному туземцу в серебряной тунике и высоких красных сапожках, принимающему плату за вход. Туземец взглянул на нас, и я поразился.

Вокруг нас была толпа иикториан. Они лишь немногим отличались от людей нашей породы. Но этот юноша в бледной одежде казался более чуждым этому миру, чем мы.

Он был так хрупок, что, казалось, ветер, трепавший рекламу над ним, может захватить его и унести. У него была очень гладкая кожа без всяких признаков бороды и очень белая, почти без красок.

Черты лица — человеческие, за исключением громадных глаз, таких темных, что нельзя было определить их цвет. Брови уходили к вискам так далеко, что сходились с серебристо-белыми волосами.

Я старался не пялиться на него. Грис заплатил, и туземец поднял полотнище палатки, чтобы впустить нас.

Там не было сидений, только ряды ступеней в одном конце палатки, которые легко убирались после представления. Перед нами возвышалась эстрада, пока еще пустая, позади которой был занавес того же серого с розовым цвета, что и вывеска.

Наверху висели фонари серебристо-лунного цвета. Все это выглядело просто, но элегантно и никак не вязалось с показом дрессированных животных.

Мы, видимо, пришли как раз вовремя: складки занавеса раздвинулись, и перед аудиторией появился мастер-дрессировщик.

Несмотря на ранний час здесь было много народу, главным образом детей.

Мастер — нет, несмотря на тунику, брюки и высокие сапоги, такие же, как у привратника, это явно была женщина. Ее туника не облегала горло, а поднималась сзади стоячим воротником — веером, отделанным по краю маленькими рубиновыми искорками того же цвета, что ее сапожки и широкий пояс. На ней был еще короткий облегающий жилет из золотисто-красного меха, такого же, какой я видел сегодня утром в Большой Палатке. В ее руках был не бич, каким большинство дрессировщиков подкрепляет свои программы, а просто тоненький серебристый жезл, который не мог служить ни для наказания, ни для защиты.

Он подходил по цвету и блеску к ее высокой прическе, заколотой шпильками с рубинами. В середине лба было серебряное украшение с рубином, неизвестно как прикрепленное — оно не шевелилось при движениях ее головы. В ней чувствовалась уверенность, как у всех мастеров, умеющих владеть собой и своим искусством.

— Лунная Певица! — выдохнул Грис с некоторым оттенком страха, редкой эмоцией у Торговцев.

Я хотел было попросить у него объяснений, но в это время она взмахнула палочкой, и все разговоры смолкли. Публика относилась к ней явно с большим почтением, чем толпа на улице к храмовому гонгу.

— Дамы и господа!

Голос у нее был низкий, напевный, вызывавший желание его слушать.

— Окажите внимание моему маленькому народу, который рад повеселить вас.