Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Казов я отпустила пастись на лугу.

Борьба уселась на одного из них — не потому, что они могут заблудиться, а потому, что здесь было полно воды в озерке и росли сочные плакены по колено высотой. Барска я погрузила в глубокий сон, а остальных взяла с собой.

Мы поели из взятых мною запасов, потому что телесная сила должна быть опорой силе мысли, которая мне понадобится, когда взойдет Луна.

Затем я выбрала «стражей» из маленького народа, и они послушно растаяли в темноте.

Я как могла успокоила свои мысли, хотя Кольца действовали в обратном направлении.

Спокойствие, чтобы усилить подъем, когда настанет время!

Я начертила жезлом защиту и повторила рисунок на ровном песке за озерком, отметив белыми камнями вершины изогнутых деревьев. Лунный шар-лампу я поставила на плоский камень, чтобы его лучи освещали этот участок. Затем я запела Песню Защиты, глядя, как из моих камней поднимается по спирали видимая энергия.

Потом я запела Мольбу и закрыла глаза от внешнего мира, чтобы лучше видеть внутренний.

Когда вызывают Власть с таким слабым ощущением проводника, как было сейчас у меня, то принимают все, что видят, не удерживая и не отбирая, а только запоминая кусочки и обрывки того, что позднее можно собрать воедино.

Так было и со мной. Я как бы висела в воздухе над маленькой крепостью и смотрела внутрь — не телесными глазами, а мыслью.

Я увидела там Озокана и инопланетника Крипа Ворланда, я видела, что делали с инопланетником по приказу Озокана. На заре приехал всадник. Озокан и его люди оседлали верховых животных и уехали.

Я не могла добраться мыслью до инопланетника: между нами стоял барьер. Сейчас у меня не было времени, и, кроме того, я не решалась тратить силу — это могло мне дорого обойтись. Я видела, что дух его силен и победить его нелегко.

Единственное, что я могла для него сделать, — это оказать некоторое влияние на его путь, чтобы судьба помогла ему, а не мешала, хотя главные усилия должен был сделать он сам.

Затем я вернулась обратно. Рассвело, и моя лунная лампа бледнела и гасла. Но теперь я получила ответ: никуда не двигаться, а ждать здесь.

Иной раз ждать бывает много труднее.

Прошел долгий день. Мы спали по очереди, мой маленький народ и я. Мне страшно хотелось знать, достаточно ли я помогла тому, кто находился в далекой крепости, но я хотя и Певица, но не из Древних, которые могут видеть или послать приказ на расстояние в половину мира.

Я заходила в фургон заботиться о барске. Он проснулся, поел и попил, но только потому, что моя воля принуждала его к этому. Мозг его стал теперь апатичным и не мог позаботиться о нуждах собственного тела, если бы я не поощряла его к таким действиям. «Малик был прав», — печально думала я. Ничего не оставалось более, как отпустить его на Белую Дорогу.

Однако я не могла взяться за это, как будто надо мной висел какой-то приказ, которого я не понимала.

Пришла ночь, но Луну закрывали темные тучи, которые собирались вместе и плели широкие сети, душившие звезды, — те солнца, что питают своим светом неведомые нам миры. Я снова подумала о возможности побывать в чужих мирах, повидать чужих животных и людей, больше узнать обо всех чудесах драгоценных грез Моластера.

Я тихонько пела, но не Великие Песни Власти, а те, что приветствуют солнце, усиливают волю, питают дух. Мои маленькие существа собрались вокруг меня в темноте, и я успокаивала их сердца и отгоняла тяжелые мысли.

Перед рассветом разразилась гроза, поэтому заря не рассеяла гнетущий мрак, висевший над холмами. Мы нашли укромное место в нашей ложбинке под нависшей скалой и спрятались там, пока гром прокатывался по вершинам холмов и летели стрелы молний.

В таких муках неба время и люди гибнут, а власть мысли растет. Мне было тепло от прижавшихся ко мне мохнатых тел, я тихонько напевала, чтобы им было спокойно, и радовалась, что это занятие отгоняет мое собственное беспокойство.

Наконец, гроза утихла. Меня коснулось сообщение — не отчетливое послание, а, скорее, намек на качавшийся туда-сюда рисунок.

Я пошла вместе с маленьким народом к озерку, сняла с камня лунную лампу и спустилась ниже в долину, где трава была менее густой и обнажились камни. Я поставила на один из них лампу и снова зажгла ее, как маяк, для кого-то.

Я не знала еще, для кого именно, но во мне росла уверенность, что тот, кого я хотела спасти, находится в достаточно трудном положении, несмотря на удачу, которую я для него плела.

Симла зарычала и вскочила, оскаливая зубы. Борба и Ворс подняли головы и прижали хохолки, готовясь к бою, а Тантала раскачивалась, припадая на широкие передние лапы, и в ее предостерегающем рыке было больше вибрации, чем звука.

По склону карабкалась человеческая фигура.

Она хваталась за кустарник, ползла на коленях, упорно продвигаясь вперед, пока, наконец, не упала, обессиленная, облепленная грязью, в круге света лунной лампы. Я схватила человека за плечо, напрягая силы, чтобы повернуть массивное тело.

Лицо его было заляпано грязью, исцарапано, избито, но я узнала того, кого надеялась увидеть.

Инопланетник вырвался от Озокана. Теперь я была готова заплатить свой долг, но как?

Похоже, что он попал из одной опасности в другую, не менее страшную. Мы находились на границе владений Осколда, где все подчиняется его приказам. Крип Ворланд был в таком глубоком обмороке, который я не могла прозондировать мыслью. Он спал, как барск, и, возможно, это было для него сейчас самым лучшим.

В моих ушах звучала песня, низкая, монотонная, как ветер, который так редко ощущает на себе рожденный в космосе. Может, Крип Ворланд и умер в каком-то тайном месте, но теперь его снова возвратили к жизни, соединив вместе тело и дух.

Когда я открыл глаза и огляделся, я увидел себя в странном обществе. Однако странность эта не удивила меня. Можно подумать, что я надеялся увидеть всех их — лицо девушки с серебряными волосами, выбившимися из-под капюшона, мохнатые морды с блестящими глазами, внимательно поглядывавшими вокруг.

— Вы — Майлин?

Мой голос удивил меня — это было хриплое карканье.

Она рассеянно кивнула и повернула голову, вглядываясь вдаль, будто чего-то боялась. Все другие головы повернулись тоже и зарычали низко и грохочуще, каждая на свой лад. Мое сонное довольство исчезло, проснулись опасения.

Она подняла руку, и жезл в ее пальцах засветился. Она осторожно прижала его к ладони другой руки. Она не двигала его, но он сам повернулся и показал то направление, в котором она смотрела.

Как бы по сигналу мохнатые создания исчезли во мраке за пределами освещенного места, на котором я лежал. Майлин снова подняла жезл и указала им на лампу, которая тут же погасла. Затем Майлин подошла ко мне. Ее плащ взметнулся, как крылья, и накрыл нас обоих.