Михаил Грешнов - Фантастика 1984

— Это какой еще Мухачев? У меня есть друг в Москве с такой фамилией. Художник…

— Это другой, — сказал Беглов. — Мы учились с ним в горном. А сейчас он заведует лабораторией в одном из московских НИИ, и это уже другая история…

Их было трое. Девочка, мяч и собака.

Всем троим было весело, они от души забавлялись игрой, которую придумала девочка. Она громко смеялась и хлопала в ладоши, мяч самоотверженно ударялся о землю, чтобы взмыть в выцветшее от солнца июльское небо, а пес дурашливо лаял, он был еще очень молод, но уже понимал, что звонким голосом своим радует доброе сердце маленькой хозяйки.

Именно по молодости лет пес утратил собачью осторожность, и, когда мяч неудачно приложился к земле и выкатился на мостовую, Шарик, самозабвенно лая, бросился следом.

Девочка бежала за ним. Так они и оказались все трое под колесами бешено мчавшейся кареты «скорой помощи».

— Нет, — сказал Беглов, взглянув в напряженное лицо Чеснокова, — несчастья не случилось… Произошло нечто новое, неожиданное, не поддающееся объяснению. Мы с Мухачевым только что вышли из его института и шли по этой улице к станции метро. На этот раз у меня был свидетель… Мы увидели, как с противоположной стороны выбежала за мячом собака, потом девочка, как сбились они вместе, замерли, беспомощные, перед радиатором ринувшейся на них «Волги». Я хотел зажмурить глаза, чтоб не видеть того страшного, что должно было сейчас произойти, и тут передо мной мелькнуло лицо Ивана Дудкина. Потом все исчезло… И машина, и эта обреченная троица на мостовой. Иван Дудкин, одетый в модный джинсовый костюм, стоял на обочине мостовой. Я оцепенело смотрел на него… Вдруг между нами с громким воем промчалась «скорая помощь». Едва она скрылась, на мостовую выкатился мяч, его догнала на середине собака и обхватила лапами, задержала. Затем появилась девочка, подхватила с асфальта мяч, другой рукой схватила собаку за ошейник, и все трое отправились в сквер.

Иван Дудкин перешел на тротуар. Он заметил, что я смотрю на него, поднял руку в приветственном жесте, улыбнулся и быстро зашагал прочь.

Теперь я вспомнил, что рядом стоял Володя Мухачев, и повернулся к нему. У Володи были вытаращены глаза, отвисла челюсть. Он все видел.

— Иван Дудкин, — выговорил я наконец. — Откуда он здесь взялся?

— Какой Иван? — отозвался мой друг. — Это наш новый лаборант. Амстердам его фамилия, Вася…

Я рассказал Мухачеву о своей таежной встрече с этим Амстердамом, об истории с лебедем, и Володя поверил: ведь он только что видел содеянное его лаборантом. Мы вернулись в институт, где Мухачев разузнал адрес Дудкина-Амстердама, он жил в дачном поселке Ильинка, примчались туда на такси, но хозяйка дачи сказала, что жилец еще утром съехал с веща ми. Так во второй раз оборвался след этого удивительного человека…

— Человека? — переспросил Игорь Николаевич. — Но ведь вы только что утверждали, будто он из созвездия Лебедя.

— Ну и что же? Ведь все его поведение было в высшей степени человеческим…

— Как же вы объясняете происшествие с девочкой?

Геолог пожал плечами.

— Мы так и эдак прикидывали с Мухачевым… Тут два объяснения. Или мы стали жертвой наведенной галлюцинации, массового гипноза, и сцена неотвратимо надвигавшейся катастрофы была внушена нам тем же Дудкиным-Амстердамом, либо…

— Не продолжайте, — сказал Чесноков, — дайте мне объяснить самому. Ведь я люблю фантастику… Поклонник Ефремова и Клиффорда Саймака. Тут, видимо, имело место быть временное смещение. Этот ваш маг и волшебник открутил время назад и поменял в новом его течении события местами. Вначале пропустил «скорую помощь», а затем позволил этой троице оказаться на мостовой. Разве я не прав?

— Примерно так себе представляли случившееся и мы. Правда, сегодня ночью я попытался выяснить причину этих фокусов у автора их, но мне он так ничего толком не объяснил. Сослался на то, что не имеет права знакомить меня с достижениями их цивилизации. Я так понял, что мы еще не созрели духовно для постижения таких истин.

— Недостойны, значит? — спросил Игорь Николаевич.

— Неподготовлены — так будет точнее, — ответил Беглов. — Кое-что из нашего разговора я сумел записать на пленку…

Он вынул из кармана небольшой магнитофон.

— Вот… Это все, что осталось от нашей последней встречи.

— Как вы узнали его здесь, на судне? Ведь ко мне он пришел как Феликс Канделаки…

— Тут он опять отличился, у вас на «Воровском»… Правда, никто, кроме меня, этого не заметил. Вам, наверно, известно, что при погрузке в порту Диксон лопнул грузовой шкентель и целый строп ящиков с консервами упал на пирс?

— Да, я хорошо знаю этот случай… Капитан поручил мне расследование ЧП.

— А мне довелось самому видеть происшедшее… Я наблюдал погрузку с борта судна. Когда лопнул шкентель, строп висел над пирсом. Второй лебедчик не успел выбрать слабину, чтоб завалить строп на палубу, и груз, как говорится, камнем пошел вниз. А на пирсе прямо под стропом застрял электрокар. У него скис двигатель, и водитель тщетно рвал контроллер, пытаясь дать электрокару ход.

Ящики летели водителю на голову. И в последнее мгновение электрокар рвануло в сторону, с грохотом рассыпался на пирсе строп, все кругом кричали и размахивали руками, а водитель медленно слезал с кресла, бледный и растрепанный, вытирая со лба пот рукавом.

Двигатель у электрокара так и не сработал, и его на буксире утащили прочь… А потом я заметил в толпе грузчиков и матросов с «Воровского» Ивана Дудкина… Или Феликса Канделаки, как вам больше нравится.

— Телекинез, — сказал Чесноков. — На этот раз он применил способ производства механической работы с помощью мысленной энергии: мгновенно на расстоянии передвинул электрокар с водителем, усилием воли или чем там еще, науке про это пока неизвестно… А вы везучий. Трижды встретиться с подобным феноменом…

— Это даже он заметил. Вот послушайте.

Беглов включил магнитофон, и первый помощник капитана услыхал знакомый голос:

«…Повезло. Вероятность наших встреч выражается единицей, умноженной на десятку минут в двенадцатой степени. Вы заслужили мою откровенность и этим, и хотя бы тем, что так доверчиво отнеслись ко мне при встрече в тайге. Хотите услышать мою историю?

— Разумеется. Но как мне называть вас? Ведь вы не Дудкин и не Вася Амстердам.

— Конечно. Это все временные псевдонимы. Когда-то люди называли меня Агасфером, но я вовсе не тот лавочник, который не позволил присесть отдохнуть у своего дома несчастному, идущему на казнь…»

— Агасфер? — услышал Чесноков изумленный голос геолога.

— Да, — отвечал Феликс Канделаки, или кто он там был на самом деле. — Я Агасфер. Только пришел сюда из созвездия Лебедя… История моя проста, если не сказать банальна. Зовите меня Фарст Кибел. Это несколько соответствует произношению моего настоящего имени.