И вот, после такого блестяего заключения, Петр Васильевич бросат коров свой главный смысл жизни - и начинает гоняться за какими-то жучками. Бэримор пытался много раз объяснить Сотнику, что он теряет свой смысл жизни, что он у него совершенно в другом. Но не получив никакого ответа, бросил это занятие и стал складывать погоню за жуками в часы, боясь, как бы она не вышла из всех смыслов на первое место. А такое существование, по мнению Бэримора, уж точно было бессмысленным. Но Петр Васильевич категорически не хотел вставать на Путь Истинный и тратил свою жизнь на жучков! Но дальше события стали разворачиваться с нарастающей быстротой. "Перун" пролетал возле скопления Плеяды, и Сотник, как всегда в таких случаях, предавался своему третьему смыслу жизни - смотрел в иллюминатор. Капитан был молчалив, и о том, что делалось у него на душе, догадывался только Тэкс. Ведь он тоже был все-таки живым. Но открыто Тэкс ему не сочувствовал - он был против того, чтобы расходовать свои нервные клетки. А потому сидел перед автопилотом и играл в шахматы с компьютером. Бэримор готовил обед на кухне - Петр Васильевич брал его в полет только на тех условиях, что робот будет обеспечивать экипаж едой. Поскольку готовка в его смысл жизни не входила. Вдруг Сотник, который хоть немного забылся, любуясь красотой Плеяд, почувствовал, как его что-то сильно толкнуло сзади. Он на какое-то время даже потерял сознание. Очнулся Петр Васильевич от ощущения, что его левая щека сильно замерзла. Тогда он открыл правый глаз, потому что левый был чем-то прижат. Первое, что увидел, были Плеяды. Но одним глазом смотреть на них было совсем не интересно, к тому же ощущая, что твоя левая сторона лица сильно прижата к иллюминатору. Петр Васильевич, конечно, любил любоваться звездами, но не до такой же степени! Он попытался высвободить голову и посмотреть, кто из членов экипажа устраивает такие дурные шутки. Но заглянуть за затылок он не смог, а только ощутил спиной что-то теплое, довольно мягкое и большое. Тут, конечно, в Сотнике начало что-то рваться и мычать. А это, как вам уже известно, - знак дурной. Но то ли тот, кто выкинул эту шутки, был с капитаном "Перуна " не знаком, то ли был очень уж храбр, но только - как любовался Сотник на Плеяды одним глазом, так и продолжал любоваться. Тут его внимание привлек крик Тэкса, который просил Петра Васильевича бросить свои дурацкие розыгрыши и не давить на спину. Видно, Тэкс тоже любовался звездами, но из лобового окна. Тогда Сотник начал двигать своей задней частью, которая была посвободней. Врезаясь в то, что его держало и отжимаясь от стенки, он смог сесть на корточки и выползти из-под давящего на него предмета. Первое, что увидел Сотник - это живот и четыре копыта. Еще он увидел, как где-то спереди, за копытами, открылась дверь из кубрика в кабину и голос Бэримора спросил: - Откуда в кабине корова? Вы, наверное, догадываетесь, что тот же вопрос готов был задать каждый из членов экипажа: "Откуда в кабине корова?" - Корова? - поинтересовался Тэкс, который все еще ничего не видел, так как был прижат к лобовому стеклу. А еще он спросил, не осталось ли в кабине места примерно на на одну марсианскую голову, куда можно было бы отжать корову и занять освободившееся место вышеупомянутым предметом? Он очень боялся, что если посидит так еще полчаса, то лицо его на всю жизнь останется таким же плоским, как стекло иллюминатора, к которому он был прижат. В конце концоа Тэкса удалось отлепить от лобового окна, но вынуть из-за штурвала так и не смогли. - Это даже хорошо, - сказал потом Сотник, - а-то при посадке тебя пришлось бы туда снова впихивать. Но Тэкс так не считал, по нему это сразу было видно. Тэкс давно уже замечал в Петре Васильевиче некоторые странности и отклонения от поведения нормальных людей, к которым он, конечно, относил, в первую очередь, себя. И если раньше он начал бы спорить с командиром и доказывать свою точку зрения, то сейчас он просто помалкивал - с ненормальными связываться опасно. Тем более, что он знал, как в Сотнике, в случае чего, могло рваться и мычать. Петр Васильевич решил тут же садиться на ближайшую планету, чтобы выгрузить этого "зайца", то есть корову. О том, откуда она взялась посреди открытого космоса, они даже не пытались думать, Ведь думать можно только о том, что знаешь хотя бы наполовину! А тут Они даже не могли начать соображать. Не было, не было, и вдруг сразу - целая корова! Не могла же она запрыгнуть в иллюминатор с проносящегося мимо метеорита, затем вставить стекло и прижать к нему Сотника. Да так, что никто ничего не заметил! Чушь, Конечно, чушь! Уж ктокто, а Сотник бы обязательно заметил, как она вставляет стекло. Это понимал даже Бэримор. Он, правда. Чтоб не уронить своей акакдемической репутации, попытался выдвинуть какую-то теорию с десятком формул, заранее зная, что тут в формулах никто ничего не понимает. Особенно Петр Васильевич. Но Сотник так гаркнул: "Ерунда!", что Бэримор сразу понял, что - да, действительно, ерунда, и пошел дожаривать картошку. На космодроме их уже ждали со специальной машиной для коров, видно там уже привыкли к тому, что незнакомые корабли привозят им коров. Но еще не было директора молочной фермы, который, как сказали Петру Васильевичу в космопорте, должен был ее принять. Петр Васильевич, вернувшись, сел мрачно на трап и принялся ожесточенно грызть соломинку, благо соломы везде валялось предостаточно. Радоваться ему, конечно, было не от чего. Жучков он не нашел. Экипаж от него практически отказался, разве что - не бунтовал. Времени еще чуть-чуть остается только на обратную дорогу. А тут еще из-за этой коровы здесь торчать ! Бэримор в это время деловито осмтривал внешние части "Перуна", поскольку, по старой памяти, выполнял еще и обязанности механика, то есть следил, чтобы важные детали корабля были в порядке. Наконец к "Перуну" подрулил флаер на воздушной подушке и оттуда выскочил толстяк в белом халате. Видимо, это и был директор. - Чернушечка! Чернушечка! - сходу завопил он, непонятно, к кому обращаясь. То ли к Сотнику, то ли - к Бэримору. Корова ведь была внутри. - Чернушечка у вас? - наконец выжал из себя директор. Казалось, он сейчас зарыдает. Сотник неодобрительно смотрел на толстячка. Он не любил, когда взрослые люди начинали плакать. - Чернушка? - переспросил его Сотник. - А почему не Рыжик или Сивый Нос? Она же вся белая! Но толстяк не ответил на вопрос, он был слишком поглощен своим горем. - Пропала Чернушка! Остальных-то вернули, а Чернушку - нет! - И он довольно нахально прошел мимо Сотника в корабль. - Чернушечка! Коровушка-а! Да как же это так? Да на кого ж ты меня оставила? - Когда он увидел зажатую корову, то чуть не ударился в истерику: - Бедная моя! - надрывался он. - За что же тебя обидели? Злодеи-басурманы! - По-моему обидели все-таки нас, - наконец проронил Тэкс, у которого от долгого сидения затекли ноги.
Читать дальше
