Станислав Востоков - Гук - снежный человек

Следующим утром к дому бабушки Виктора, качиваясь на колдобинах проселка, подкатила запыленная машина. Оттуда вылез очень представительный гражданин в пиджачном костюме с галстуком. Это и был Филлип Филлипович.. Выдя их машины, он глубоко вдздохнул и огляделся. Затем достал из машины объемистый портфель и, нагнувшись к двери, сказал кому-то внутри: - Спасибо вам, любезный. Так значит я вас к следующей пятнице ожидаю? Этот вопрос прозвучал в такой утвердительной форме, что тому, кто находился внутри ничего не оставалось, как покорно кивнуть. Нельзя же отвечать на приказ! - Ну тогда всего хорошего,- сказал Филлипп Филлиппович и так хлопнул дверью, что машина вылетела в обратном направлении намного быстрее, чем приехала. Филлип Филлипович еще постоял вдыхая свежий сельский воздух. Снисходительно пощурился солнцу. Огляделся. И, что-то насвистывая, направился к калитке. Он шел так авторитетно и солидно, что калитка, будь она живая, непременно распахнулась бы перед дорогим гостем с низким поклоном. Снисходительн о простив калитку, Филлипп Филлиппович помог ей в этом маленьком затруднении и, улыбаясь зашагал к дому. У порога он постучал. Потом приоткрыл дверь и спросил: "Гостей принимаете?" таким тоном, что тот у кого бы хватило духу ответить: "Нет", немедленно почувствовал бы себя предателем, дезертиром и ушел бы в леса. - Филя!- всплеснула руками бабушка и бросилась к сыночку.- Наконец-то. Совсем уработался ты со своими симпозивумами. Голве отдыху не не даешь. А голова - инструмент хрупкий, ей тоже время от времени покой нужен. Не Энгельс же ты! Филлиппу Филлиповичу быть "Филей" явно приходилось не по вкусу, но поморщившись, он проглотил эту горькую пилюлю и озарил террасу высокопоствавленной улыбкой, показывая, что некоторых неловкостей со стороны других он может и не замечать. - Как здоровье, мама? - Есть еще порох в пороховницах! Вот-вот и буржуев свалим. Поднимем трудящиеся массы и установим народную власть самых честных и способных людей пенсионеров! - А вы буржуев спросили? - хохотнул Филлипп Филлиппович..- У нас же теперь, почитай весь мир -буржуи ! - Ничего, нашего трудящегося народу тоже везде хватает, просто их угнели. - Ну- ну, - кивнул Филлипп Филлиппович, ставя портфель к вешалке,- долго бороться придется. Бабушка с вызовом подняла подбородок - А мы не ради сейчас. Мы ради светлого завтра. Как говорил великий писатель угнетенный царизмом: "Из искры возгорится пламя и на нем напишут наши имена!" Филлипп Филипович расхохотался и сел завтракать. Филлипп Филлипович умел поглощать огромные количества пищи. Это умение он закалил в длитльных походах и экспедициях. Когда он доедал седьмой бутерброд , запивая его ароматным чаем со смородиновым листом, на террасу, щурясь спросонья, вышел Виктор. - О! Наша будущая гордость и надежда! - воскликнул Филлипп Филлиппович. Виктор послушно подошел к дяде и пожал его широченную руку. С Филлипп Филлиповичем он всегда себя чувствовал, как словно на вызове к директору школы. .- Ну как у нас успехи? -спросил дядя. Под успехами Филлипп Филлипович всегда подразхумевал только постижение школьных дисциплин и прочтенния всяческих невыносимых вещей в объемных томах, которые называются "классикой". А до действительно стоящих вещей, как например то что, Виктор без всякой лестницы спрыгнул со второго этажа и простоял на руках до счета сто, ему дела не было. Он ценил лишь то, что вело к званиям, солидности и признвнию заслуг. У Виктора из заслуг на сегодняшний день, было три тройки в году, о чем он особенно не беспокоился, но дяде об этом говорить совсем не собирался. - Да так,- неопределенно ответил Виктор,- посмотрев на яблони за окошком,Учимся. - М-м-да! - со вкусом протянул Филлипп Филлиппович,- А при Ломоносове, помнится, брали розгу и выбивали из учеников всю лень! - Он с легкой усмешкой глядел на Виктора.- Нынче родителей вызывают., уговаривают, учиться просят, условия создают. И что мы имеем в результате? А? - Было такое впечатление, что Филлипп Филлиппович читает лекцию.- Что? Промышленность стоит. Мощности не работают. Когда в последний раз международные премии получали забыли. - Э-эх!- он в сердцах махнул рукой. - Какие могут быть Ломоносовы и Жуковские, когда у них в голове только вон, какую куртку купить да где ролики достать. Как книжка выглядит уже забыли. А! Да что там! И Филлипп Филлиппович горестно сделел огромный глоток чая, так что лимон в чашке переплыл с одного конца на другой. - Каклое может быть образование! - вдруг вскричал он так, что бабушка с Виктором вздрогнули, - Когда им лишь бы на стадионе покричать, да на улицах потолкаться. Нет, не та теперь молодежь. Не та! Он замолк. Виктор и бабушка медленно переваривали сказанное. - А вас тоже розгами пороли? -осторожно спросил Виктор. - Нет, мой милый, не повезло,- прогремел дядя,- если бы пороли, может я уже акдемиком был бы. Вот так! Филлипп Филлиппович вылил в себя остатки чая и ушел устраиваться в отведенной ему комнате. Виктор остался наедине с бабушкой. - Во! - поучительно сказала она внуку,- Гигант мысли! Настоящий ученый! Такие нынче повывелись уже, - она помолчала и добавиля - А все буржуи виноваты! Они прислушались. Филлипп Филлиппович разбирал свои бумаги и напевал звучным басом: " Вечерний звон, вечерний звон, как много дум наводит он...".

Дядя постоянно был загружен диссертациями, научными статьями для журналов, отзывами на научные статьи других и критическими анализами на статьи третьих, которые сами не могли написать приличную научную статью.. Этих тртьих Филлипп Филлиппович разил своими отзывами наповал, преграждая путь недорослям и прочей посредственности в науку, которая прежде всего требует многочисленных доказательств и соблюдения методик. - Даже если я беру в магазине булочку,- говаривал он,- у них должно быть доказательство того, что это действительно булочка, с соблюдением всех методик. После короткой прогулки с Виктором на реку, в ходе которой Филлипп Филлиппович объяснил Виктору, почему Нил был так важен в жизни древнего Египта. Возвратившись, дядя немедленно принялся за работу. Ему предстояло написать разгромную статью на возмутительныое выступление некоего Пиорниса М. на симпозиуме по снежному человеку в защиту существования последнего. - Несут всякий бред,- свирепствовал Филлипп Филлиппович, стуча на машинке.-Видят все что хотят, слышат, все что захочется, еще мелодии какие-то таинственные к этому снежному вымыслу приплетают. Мало им лохнессей и птеродактилей, они еще хотят науку в эту гималайскую эпопею втравить. Оттянуть лучшие силы на исследование этой призрачной идеи провокаторов. Не выйдет! вскрикнул он и хлопнул кулаком по столу. - Не дадим нас завернуть в антинаучное русло. Это пусть они на своем Западе создают общества любителей морского змея! А тут они не пройдут! И что-то бурча, он продолжал сердито стучать на машинке. Целый день Виктор слушал, как дядя метал за стеной и постепенно понимал, что Гуку начинает угрожать серьезная опасность. Виктор понимал, что если Гуку случится встретится с дядей, то тот как истинный ученый захочет заполучить Гука и разложить по полочкам и его и его лес и неведомого продавца из ларька, чтобы доказать всем, что они существуют и приобщить к музейным экспонатам, снабдив бирочками и систематизировав. А, возможно, и присвоить Гуку свое имя. Виктор понял, что должен во чтобы то ни стало воспрепятствовать такой встрече. Но к Гуку он идти не решился, поскольку сам бы низачто его не нашел, в лесу бы ему никто, где Гук не сказал. Оставалось только ждать и надеятся, что Гук, как всегда, прояаит всю осторожность, прежде чем снова явится у них дома. Виктор не ошибся. Гук появился на следующий вечер после прибытия дяди. Он влетел легкой мелодией и, спокойный и внимательный, появился перед Виктором. - Сегодня одуванчики облетают. - просто сказал он. - Хочешь посмотреть? - Конечно,- вскочил Викор с кровати,- только оденусь. Гук кивнул и молча молча глядел как Виктор натягивает штаны и майку. - Пойдем через окно,- прошептал он,- на террасе мои чай пьют. - Гук еще раз кивнул и вылетел в окно.. Виктор вылез следом, прикрыл ставни и пробрался по темному полисаднику к калитке.Пару раз за штаны зацепили кусты роз и пионы обдали ноги виктора вечерней росой. У калитки ждал Гук. Они вместе двинулись по дорожке освещенной лунным серпом к таинственному и такому чудесному лесу Гука. - Это бывает только однажды в год,- сказал Гук,- облетает одуванчиковое поле. Это так красиво!- тихо сказал он. Потайными тропами Гука они пробрались через ручей и ходы проделанные остальными обитателями леса к одуванчиковой поляне и уселись на бревно на краю опушки. Перед ними, мерно колыхаясь подвижным ковром, словно покрытым инеем, волновалось одуванчиковое поле. Они тихо смотрели, а одуванчики колыхались словно холодное пламя костра и воображение Гука и Виктора улетало все дальше и дальше, рисуя волнующие картины безграничного спокойствия и необъятности. Им казалось, что они стали одним целым со всем миром, космомом, всеми звездами и планетами, мчавшимся там в вышине, высоко над их головами. Вдруг повеяло ветром. Раз. Два. Ветер дунул посильнее и, казалось, все поле взмыло вверх. Словно огромная стая диковинных ночных бабочек. Ветерок усиливался и в небо поднимались все новые и новые пушинки, затмевая все вокруг. Виктор в восхищении следил за полетом одуванчикови не мог вымолвить ни слова. Сердце его билось часто и тревожно. Облако пушинок поднялось над над теперь уже облетевшей поляной и поплыло на восток. . Казалось будто между небои и землей движется таинственная река, в которой, дрожа, отражается Млечный Путь. Вскоре ветер унес одуванчиковую тучу вдаль, за темные деревья, откуда ей уже никогда не суждено вернуться. А Гук и Виктор все еще сидели и чего-то ждали, словно надеясь, что действо повторится вновь. Вдруг заухала ночная птица. Гук пришел в себя, Виктор также постепенно возвращался к происходящему. - Теперь до следующего года, сказал Гук и весело сбил лапой крупную каплю с березового листа. И проговорил: