Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

— Я думала, что это сказка, выдуманная стариками, — вмешалась Мариэль, которая, оказывается, проснулась тоже. — Неужели вы не поняли? Это же поют наши сороконоги.

Нежная музыка никак не соответствовала привычному представлению об этих довольно уродливых гужевых зверюгах родом из членистоногих. Но Мариэль явно не шутила:

— Говорят, такое бывает раз в сто лет, когда два самца-сороконога клянутся друг другу в вечной дружбе.

— Это — верная примета того, что их хозяев ждет небывалая удача, — добавил Ракши.

Лабастьер пригляделся, но ночным зрением мешал пользоваться свет костра. В то же время свет этот был столь слаб, что сороконоги в нем выглядели бесформенными темными пятнами.

Больше никто из путников не произнес ни слова. Еще около получаса лежали они не двигаясь, боясь спугнуть поющих. Ни Лабастьер, ни Лаан никогда и не ведали, что сороконоги могут вытворять такое. Оттого, наверное, что в столице их принято держать порознь: считается, что сороконоги или безразличны друг к другу, или относятся неприязненно и один норовит сделать другому какую-нибудь гадость. Вместе держат только пары в период случки. А вот, поди ж ты…

Сороконоги смолкли так же внезапно, как и начали петь. Наступила тишина, и путники, один за другим, уснули вновь. Впадая в уютную дремоту, Лабастьер старался как можно дольше сохранить в себе отзвук пленительной мелодии, как и остальные сознавая, что в душе его в эту ночь стало больше света.

С первыми лучами зари они уже двигались дальше. Странное, казалось бы незначительное, ночное происшествие словно бы что-то изменило в каждом из них. И уж точно изменило их отношение к сороконогам.

Ноги Ласкового почти зажили, и шагал он значительно быстрее, чем вчерашним вечером, почти не отставая от Умника. В результате к полудню путники вышли к окраине обширного селения.

…Да, это был действительно крупный населенный пункт. В небе парили сотни бабочек, а это говорило о том, что расстояния тут достаточно велики — коль скоро полет жители предпочитают пешим прогулкам.

Улочки между сферическими раковинами воздушного коралла уже с окраины были тут не покрыты мхом, а вымощены светло-зеленой и бирюзовой кварцевой породой. Причём, каменные пластины были подогнаны друг к другу так тщательно, что через щели меж ними не проросла бы и травинка.

Ракши и Мариэль смотрели вокруг полными восторга глазами. Глянув на них, Лаан заметил:

— Оказывается, глупцы есть везде.

— Что ты хочешь сказать этим, брат-махаон? — подозрительно посмотрел на него Ракши.

— Я говорю о здешних строителях, — успокоил его Лаан. — Наш король снял с должности придворного архитектора, когда тот лишь заикнулся о том, чтобы вымостить в столице тропинки.

Невесело поглядывая вокруг, Лабастьер Шестой улыбнулся одними губами и кивнул:

— Что может быть нелепее для бабочки, чем ходить по мертвым камням? А если бабочка здорова и летает, зачем ей такой унылый пейзаж?

— Пожалуй, вы правы, мой король, — согласилась Мариэль. — Вообще-то, мне кажется это красивым… Но так удаляться от природы… Думаю, бабочки тут совсем другие, нежели в нашем поселке. И у меня есть предчувствие, что вряд ли они понравятся мне.

Хмыкнув, Лаан бросил:

— У меня тоже есть такое предчувствие. Но естественно предположить, что покрытие почвы камнем сделано не только для красоты. В этом есть какой-то смысл…

Сороконоги искателей счастья двигались по мостовой к центру, неестественно высоко задирая лапы: твердая поверхность была непривычна и тревожила их. Все чаще вместо домов-раковин путникам попадались строения правильных геометрических форм, выполненные из того же, что и тротуары, до блеска отполированного камня. Если поначалу они контрастировали с розовыми и коричневыми коралловыми сферами, то вскоре полностью вытеснили их. И этим центр производил величественное и, вместе с тем, тягостное впечатление.

Дома эти имели по несколько наружных выходов, один над другим, при чем те проемы, которые возвышались над землей, были оснащены небольшими верандочками, а вход примыкавший к тротуару был раза в два больше остальных. Смысл всех этих архитектурных деталей был неясен. Было понятно лишь то, что вторжения посторонних тут никто не боится: ни одно из отверстий в стенах не имело дверей, все они прикрывались лишь флуоновыми шторками.

Жители уже давно заметили пришельцев, но, в отличие от давешних хуторян, не спешили приближаться к ним с приветствиями, а лишь пролетали мимо, бросая короткие любопытные взгляды и делая в то же время вид, что не обращают на них внимания.

Однако правителю поселения весть об их прибытии кто-то уже передал. Когда молодой король со своими спутниками выбрался на традиционную центральную площадь и остановился перед громадным пирамидальным строением, стоящий на его веранде худощавый седой махаон в голубом берете приветственно поклонился ему.

— Подождите меня тут, — бросил Лабастьер Шестой остальным, сам же расправил крылья и полетел к встречавшему.

Седовласый махаон в знак уважения шагнул с веранды и заскользил на распахнутых крыльях навстречу своему королю.

— Дент-Маари, — представился он, поравнявшись с Лабастьером, облетев вокруг и поднимаясь теперь вместе с ним. — Чем обязаны столь высокому визиту? — Речь его была вкрадчива, но особой радости в голосе не звучало.

— Разве король не должен время от времени лично проверять, как выполняют законы его вассалы?

Еще один взмах крыльями, и они оба стояли на краю веранды.

— О, да, — кивнул махаон. — Однако мы предполагали, что все помыслы нашего молодого, но известного своей приверженностью к традициям короля направлены сейчас на выбор достойной его супруги.

— Я предпочел выбору поиск, — пояснил король.

— Ах так… — Лабастьеру показалось, что во взгляде махаона промелькнуло облегчение; он даже слегка улыбнулся. — Счастлив буду помочь. Когда прикажете созвать бал? Сегодня? Завтра?

— Думаю, не стоит будоражить общество чрезмерной поспешностью. Бал состоится послезавтра.

— Послезавтра? — переспросил махаон, как-то странно взглянув на Лабастьера. — Именно послезавтра?

— Да, — насторожился Лабастьер. — Сегодняшнего и завтрашнего дней мне вполне хватит, чтобы ознакомиться с тем, как тут у вас обстоят дела. И убедиться, кстати, в том, что вы не превратили свою вотчину в «город». Памятуя о том, что создание городов запретил Лабастьер Второй, Мудрый. — Говоря это, Лабастьер внимательно вглядывался в лицо Дент-Маари, пытаясь заметить в нем признаки страха или хотя бы беспокойства. Но оно вновь приняло выражение учтивой непроницаемой маски.

— Разве могли бы мы посметь нарушить справедливейшие законы вашего предка? Если пожелаете, я предоставлю вам списки живущих в нашем СЕЛЕНИИ.