Владимир Колотенко - Стена плача

- Вот!..

- И ничего больше? - спрашиваю я.

Надеясь, что в ауре этого островка найдётся хоть какой-то, не поддающийся объяснению, изъян-артефакт.

- Куда уж больше? Этого нам вполне хватит, чтобы не только...

- И никаких...?

- Никаких!

- Но ты же сама видела! - тупо настаиваю я.

- Рест, ну ты точно с приветом! Я не желаю больше...

И я ещё раз примирительно прошу прощения.

Почему она всё ещё качает головой?

- Правда, - говорит Юля, - там, где ты барахтался в воде перед тем, как выйти на берег, твоя аура с полчаса была красной как рак, как хорошо проваренный рак...

- Правда?!

- Правда-правда, - Юля смотрит на меня удивлённо, - чему ты так радуешься? И ещё там...

- Что?! Что ещё?!

Я хватаю её обеими рукам за плечи, крепко сжимаю: что ещё?!

- Пусти, - злится Юля, - сумасшедший!

- Прости, Юль, прости... Что там было ещё, скажи, будь добра, скажи...

Юля дёргает одним плечиком, затем другим. Садится в кресло.

- Ничего особенного...

Она снова качает головой.

- Было ещё фиолетовое пятно... Рядом с твоим красным. Но я не придала этому никакого значения. Пятно как пятно, примерно с твой рост... С женской талией посредине. А на голове - две большие яркие золотистые точки. Как глаза. Я подумала - артефакт, сбой поля, накладка какая... Не могла же там рядом с тобой быть какая-то женщина! Или акула. С женской талией и глазами как две звезды!

- И тыыы...?

- Конечно! Я вычистила твою ауру от этой грязи... Можешь посмотреть - ты чист, как тарелка из мойки!

О, Матерь Божья!..

Больше я Юлю ни о чём не спрашиваю. Значит, значит...

Её «вычистила от этой грязи...» меня укокошило!

Мысль о том, что уже невозможно восстановить «эту грязь» и хорошенько её изучить повергла меня в абсолютное уныние. Юля, Юлечка, милая моя Юшенька, что же ты натворила своим стремлением к чистоте?! Вот уж воистину: Юля - чистюля...

Весь день я хожу потерянный. Что если Юля права, и вся эта фиолетовая «грязь» с двумя звёздами во лбу всего лишь искривление или раздвоение моего биополя. Такое ведь на каждом шагу в нашем деле случается.

Лучше бы она мне об этом не говорила!

Я, конечно, все эти дни помню о Боге: «Слышал благую весть? Бог есть!». В это-то я точно верю: Бог есть! Эх, если бы Он смог дать мне...

Неужели снова мираж, очередной мираж?

Но я (я не перестаю себя убеждать), я же собственными руками ощущал тепло её цепких пальцев, собственными ушами слышал её «живи!», собственными глазами видел её влажные длинные рыжие волосы со сверкающими и усеянными внизу, как кайма бисера, каплями-бусинками Средиземного моря... Падающими и вновь рождающимися у меня на глазах... А затем - совершенно сухие, пахнущие, пахнущие так, так что...

И, конечно, эти глаза, эти сумасшедше-медово-ореховые глаза...

Вы когда-нибудь видели белую, как подвенечное платье невесты фарфоровую пиалу, до краёв наполненную густым янтарём прозрачного, как слеза Ярославны, свежесобранного майского мёда... пиалу, на дне которой изумрудом искрятся зелёные сочные веточки дурман-травы?..

Бедные вы мои... Вы не видели...

Вы не пили этих сладких сладостей, не облизывались, истекая слюной...

Бедняги...

А я - пил...

Жадно. Взахлёб. Немо и в абсолютнейшей тишине.

Слышно было только как завидовал мне Нептун. Шумно держа наперевес свой трезубец.

А я пил и пил этот мёд, пыхтя и давясь, и боясь не напиться всласть...

Жадный... До этих ореховых глаз в этих фарфоровых безукоризненно белых белках...

Утопая в них... Задыхаясь и задорно смеясь от непомерного счастья, вот так, с кондачка, даже не за понюшку табака, рухнувшего вдруг на меня...

Я видел, я видел... Я же не слепой!..

Мираж?

Таких миражей не бывает.

Жаль - коньяк кончился.

Да! А осколок!..

Я не знаю, зачем я задаю эти вопросы:

- Но ты уверена, что эти гены принадлежат именно той культуре...?

- Вне всякого сомнения!

- И что, возможно, атланты...?

- Вполне...

Потом Юля скажет, что хорошо бы проверить это ещё раз... С этими атлантами надо быть начеку.

Снова отправиться на этот сказочный остров? Нет уж, увольте... Но, как ей, той островитянке, так запросто удалось развести эти воды? И если бы не она... Да о чём, собственно, разговор? Точно так, как и тогда в той пустыне, она пришла мне на помощь и вот я... Если бы не её рука...

Почему она всегда голая?

Или она не знает стыда?!

О стыд, какой стыд до сих пор не знать, что есть люди, не испытывающие никакого стыда!

Они - как боги!.. Они и пахнут, как боги... Звёздами...

«Фиолетовая грязь!» - надо же такое придумать!

Мысль о Тине не пришла даже в голову...

Ей-то какой резон спасать меня?

Голой...

И почему Юля не прокрутит мне те кадры, что успела заснять своей камерой? Да, почему?

«Фиолетовая грязь»!

Сделать это тайком самому?

Или всё-таки пойти к своему психоаналитику?

Жаль, что так и не удалось вырвать у той, своей спасительницы хоть небольшой клок её рыжих волос, хоть волосинку. Вот уж я бы забрался в её геном, разложил бы по полочкам все её эрэнки, дээнки, все митохондрии и рибосомки... Вычистил бы до йоточки эти её Авгиевы конюшни... Вот уж я бы... Уф!..

Юлька - зараза!..

Эх, как жаль, как жаль, что... что...

Жаль, конечно, и мои новые фирменные («Speedo») очки. Что касается трубки, то у меня есть запасная. И бог с ними, с плавками... Не жалко!..

- Постой, постой, - просит Юля, протягивая к моему левому плечу свою правую руку, - не шевелись, пожалуйста!

В чём дело?!

- Что это? - теперь спрашивает Юля, коснувшись своими пальцами моего плеча.

Я тоже, свернув шею и кося глаза, с удивлением пытаюсь рассмотреть своё плечо. А Юля уже бережно двумя своими чуткими пальчиками снимает с плеча золотую ниточку волоса и, найдя его начало, начинает методично наматывать его себе на указательный палец:

- А... бэ...вэ...

Я смотрю на неё, смотрю во все свои оба глаза.

- ... жэ... зэ... и...

Я тоже включаюсь в изучение алфавита:

- ...о... пэ... рэ... сэ... тэ!

- ...эс, - говорит Юля.

- Что «эс»?

- ...тэ-э-э-эээ...

Это «тэ-э-э-эээ» мы произносим уже вместе.

- ...ууу, - гужу я дальше паравозиком.

- Нет никакого «у», - говорит Юля. - Есть только «тэ»! Таня, Тоня, Тамара...

Мы молча смотрим друг на друга, она спрашивает:

- Кто?

- Что «кто»?

Она бережно снимает волос с пальца и кладёт это золотоволосое колечко снова мне на плечо.

- Таня, Тоня, Тамара? - снова спрашивает Юля, пристально всматриваясь в мои глаза.

- Какая Тоня, какая Тамара?! - возмущаюсь я.

- Тебе лучше знать, - говорит Юля.

Само собой разумеется, что мысль о Тине не приходит мне даже в голову. Единственное, о чём я печалюсь: неужели нет в этом золотом колечке, прожигающем калёным железом мое хилое плечико и так яростно требующем своего бриллиантика, неужели нет в этом божественном волоске его na4ala-na4al - волосяной луковицы? Не может же быть, чтобы не было!