Владимир Колотенко - Стена плача

Но что она в этот самый, пожалуй, ответственный для нас момент здесь делала?

Ошарашенный я тёр и тёр глаза кулаками: неужели не сон. Я слышал голос Жоры за спиной и понимал, что не сплю, что со мной всё в порядке, что я не сошёл с ума... Но эти растопыренные веером детские пальчики, словно отталкивающиеся от воздуха ангельские крылышки, будили в моей душе абсолютное смятение...

Невероятно! Мы были уже в шаге от победы в битве за совершенство, и вот в этот самый что ни на есть трепетный час, как снег на голову, как гром среди ясного неба, как... явилась вдруг Ли! Как расценивать это явление?

И, конечно, глаза... И глаза... Она смотрела на меня неотрывным взглядом своих серо-голубых ясных до боли глаз, завораживая, цепеня и обездвиживая меня, останавливая биение моего сердца и сводя судорогой горло... Я вдруг осознал и почувствовал, как в жилах моих стынет кровь, да, стынет и густеет, превращая мое тело в холодный студень, в ледяной столб... Я даже изморосью покрылся... Остолбенелый! Весь. С головы до ног...

- Podria pedirle...? (Можно попросить у вас... - исп.), - повторила она.

Ошеломлённый я не мог взять в толк, что от меня хотят. И словно пытаясь привести меня в чувство, Элис сказала это по-английски:

- Could I have..., please? (Можно попросить у вас... - англ.).

Я тупо смотрел на этого ангела, даже не предпринимая попыток спросить, что ей от меня требуется - «...попросить у вас...?».

Да, пожалуйста!

Видимо, она тоже была поражена моей такой заскорузлой тупостью, иначе бы не стала повторять свой вопрос ещё и на польском, на чеченском, на арабском, на хинди и иврите, на....

Наконец, на русском:

- Можно попросить у вас...?

Я кивнул: я понял! Я улыбнулся: проси!

И когда я открыл глаза, её и след простыл.

- Жор, - повернулся я к Жоре, - ты видел?

- Да, - сказал Жора, - Бриджид прекрасно справилась! А ты упорствовал.

- Да нет, - сказал я, - ты...

Жора улыбнулся:

- Иди-иди... Отоспись. Завтра начинаем.

Я не мог сделать и шага. Жора хлопнул меня по плечу, мол, держись, брат.

Я держался как мог.

И зачем ей вдруг понадобилось солнце? Разве она солнцеед? Или энергия солнца ей необходима, чтобы подзарядить свои аккумуляторы, напрочь выхолощенные нашими угловатыми телодвижениями в погоне за совершенством?

Я не находил ответа...

- А что у тебя, Крейг, - обратился затем Жора к Крейгу Вентеру, - как поживает твоя искусственная жизнь? Ты готов предложить свои разработки для рождения новой Эры?

Крейг улыбнулся и кивнул, мол, всегда пожалуйста! А иначе и быть не могло! Мы столько лет шли вместе к созданию, я бы сказал, сотворению этой самой искусственной клетки! Получилось! Наконец-то нам удалось! И теперь эта кухня творения предлагает нам такие возможности, о которых никто и думать не мог!

- Какие же? - спрашивает Лена.

- Ой, - говорю я, - это трудно даже перечислить. А какие перспективы! Это и есть ноосфера в действии. Скоро лик Земли так преобразится, что прилетевшие к нам в гости инопланетяне Ее не узнают! Если бы я был писателем-фантастом... М-да!.. Уже сегодня разработаны умопомрачительные проекты и заключены баснословные контракты... Да! Эре Греха, кажется, пришел капут! И Жора уже неоднократно провозглашал: «Мы на пороге рождения новой эры!». Какой? Пока он не придумал ей названия...

- Эры Преображения, - говорит Лена, - какой же еще? И что твоя Элис?

- Похоже... Человечество глухо и тупо ко всему новому, неожиданному... Сегодня никто, кроме, конечно, фантастов, не в состоянии предусмотреть перспективы развития и воплощения этого поистине величайшего открытия. Это - как соорудить колесо, открыть порох, выстрогать из дерева крыло или расщепить атом...

- Открыть Америку...

- Именно!

Но уже ясно, что то, что удалось сделать Крейгу, переоценить невозможно.

- Да, - соглашается Лена, - это ясно: переоценить невозможно... И что твоя Элис, она...?

- Итак, мы выбрали для пробы какого-то никому не известного жалкого завалящего фараонишку. Первым. Здесь нужно упомянуть вот о чем. Это - важно! Задолго до того, как пустить в ход, вернее дать жизнь этому пробному фараончику, мы тщательнейшим образом, как Авгий свои конюшни, вычистили от скверны геномы тех, кому доверяли строительство нового мира. Да! Все мы, все, и Юра, и Аня, и мы с Жорой, и Тамара, и Стас, и Шут, и, особенно, Ушков, да-да, особенно Ушков, сидели сутками, выжигая словно каленым железом из ДНК наших будущих апостолов все те участки, которые столько тысяч лет, целые миллионнолетия, держали человека в шкуре животного. Даже наш тишайший Валерочка...

- Ергинец что ли? - спрашивает Лена.

- Ага, он самый. Ты уже выучила его фамилию... ВИЧ! Он тоже...

- Вы и его с собой всюду таскали? Зачем? Ведь всякому ясно, что такие тихони как раз подставят ножку в самый трудный момент. Как известно, в тихом болоте...

- Ясно-то ясно... Такие как наш Валерочка, как Переметчик, Ушков... да многие... Оказалось без них... Ушков так и сказал однажды - «на таких как мы землеройках Земля держится». Так и есть: на таких, как Валерочка жучках-вонючках держится любое большое дело. Эти винтики-скрепки-булавки нам нужны, как соломинки в тесте самана, надо сказать - спасительные соломинки... Как цемент, крепеж. Многие, конечно же, как Валерочка, оказываются гнилыми, поэтому ухо нужно держать востро. Ну и - чтоб карась не дремал.

- Почему «ВИЧ»? - спрашивает Лена.

- Потому что они как вирусы СПИДА, как инфекция... Я ж рассказывал! Эта зараза жрет нас как... Моль!..

- А что это за история с «денежным деревом»? - спрашивает Лена.

- Это такой прекрасный цветок. Помню, Женя принесла его к нам еле живым. Он умирал... Цветы ведь как ничто другое, как никто помнят зло! Женя взялась его оживить... Вообще Женя - это целая страна в нашей Пирамиде, если хочешь, - еще один наш целебный родник. Если бы не Женя...

- Ты о ней еще ни слова не сказал.

- Знаешь, по правде сказать, в жизни так мало слов... Тех слов, что есть у меня никогда не хватит, чтобы рассказать о ней. Женя, Женька... Они с Настюхой... Так вот. История... Хлебное дерево... Принято считать, что этот цветок... Ну, ты понимаешь: хлеб - это хлеб. Женя его выпестовала. Она не жаждала от цветка денег, у нее и в мыслях не было, качать с него доллары или рубли, или... Нет. Врач, она по сути своей дарила себя всему живому. Она приводила в чувство не только людей, не только... Она прикасалась своими пальчиками к лепесткам выброшенной жухлой розы и те оживали. Она оживила и хлебный цветок. Он ожил, ожил!.. Все были потрясены! Да нет - все были как-то возбуждены и рады, и очень рады... Мы не верили, что цветок вернется к жизни, куда там! Он был так плох, сухой весь и коричнево-мертвый... И вот наша Женька!..

- У тебя даже сейчас ком в горле, - говорит Лена.

- Ага, судорога перехватывает... Об этом невозможно рассказывать, не содрогаясь. И Женя привела цветок в чувство. Одним дыханием своим, одним прикосновением своей славной ладошки.