Владимир Колотенко - Стена плача

- Что потеряли? - спрашивает Лена.

- Рассыпались, - поучаю я, - обрели свободу... Каждая стала независима от других. А адгезия - это слипание, соединение... Понимаешь меня?

Лена кивает: ещё бы!

Это была первая небольшая победа. Опасность была получить мертвые клетки, но Жора, кудесник, колдовал над ними так, что его лоб покрылся испариной, а белая шапочка съехала на затылок. Его ежик (скальп) иногда нервно дергался, обнажая из без того огромный лоб и выказывая напряженность в работе хозяина. Жора зачем-то время от времени смотрел на Юлю, как бы прося у нее поддержки. Но ее ресницы ни разу не моргнули. Ее лицо казалось мраморным, мертвым. О том, что она жива свидетельствовали глаза, ее дивные умные чарующие живые глаза. И ниточка пульса на мраморной шее, хладнокровно и ровно отсчитывающая удары сердца. На меня Жора ни разу не посмотрел. Все мы, выжидая и надеясь на лучшее, уставились на экран, где эти клеточки плавали в растворе во взвешенном состоянии. Сколько из них живых? - вот вопрос, на который теперь все ждали ответа. Это был главный вопрос, вопрос жизни и смерти. Это было «Быть или не быть?» нашего времени. Ответить на него мог только Юра.

- Давай, - Жора легонько толкнул Юру в плечо, - теперь ты наш Бог.

Юра не двинулся с места.

Мы все тоже стояли, не шевелясь.

- Слушай, - улыбнувшись, произнес Жора, обращаясь к Юре, - скажи мне все-таки: у тебя есть враги?

- А у кого их нет? - ответил вопросом на вопрос Юра и, поправив очки, сделал первый шаг.

О каких врагах шла речь, я понятия не имел.

Жора сиял! Всё у нас шло как по-писаному, всё ладилось... Жора кивком отозвал меня сторонку:

- Кажется, всё lege artis, - заговорщицки проговорил он, - давай теперь...

- Сплюнь, - сказал я.

- Да я уже все углы оплевал.

- Чё вылупился, - сказал Жора, рассмеявшись. Затем, вдруг, прищурив глаза, произнес серьёзным тоном:

- Пора, мой друг, пора... Иначе - кырдык!

И хлопнул, как он это всегда делал, чтобы я не посмел возражать, хлопнул меня по плечу, мол, так-то, братец, пора - давай свою Тину на блюдечке!

Если бы я попытался расспрашивать о причинах такого решения, Жора бы просто рассмеялся мне в глаза. Он не любил повторяться. И не терпел возражений, если решение уже было принято.

- Dixi! - только и произнёс он.

Это - как контрольный выстрел!

Ладно...

Я всё ещё не мог взять в толк, почему без Тины нам нельзя обойтись. Но не стал возражать, лишь согласно кивнул в ответ: пора так пора...

И понятия не имел, как выберусь из этой ситуации.

Тинка просто виснем повисла!

Итак, Жора колдовал...

- Слава, а помнишь Абрамова? - спросил он Ушкова, - он сегодня великий человек... Он теперь...

- Абрамов никогда не будет великим, - отрезал Ушков и принялся тщательно протирать очки.

- А Рулько? Или как там его - Люлько?

- Этот удод, что ли? - спросила Инна, - этот...

- Юра, пора, - сказал Жора, подойдя к Юре, - ты же видишь, что...

- Вижу. Не слепой.

Кто такой великий Абрамов я тоже понятия не имел. А о Люлько и речи не могло быть. Этот напыщенный бычьим самодовольством ублюдок не стоит даже упоминания.

- Все у тебя ханжи и ублюдки, - говорит Лена.

- Разве?..

Почему вдруг пора, думал я, и что это Жоре взбрело в голову напоминать мне о своей Тине? Не помню, с чего началась моя охота за тенью, но точно знаю, что тень Тины до сих пор...

- И что же, - спрашивает Лена, - ты нашёл в конце концов вашу Тину? Где и как ты на неё вышел? Ты можешь мне рассказать?!

- Тебе-то зачем?

Охота за тенью...

- За твою голову назначено десять миллионов, - говорит Юлия.- Смотри, ты читал? Она отдает мне свежий номер газеты.

- Она этого не стоит, - говорю я.

- Тебя обвиняют в гибели сотен тысяч людей.

- А сколько бы ты дала за попытку создания новой религии?

- Тридцать сребреников.

Сегодня мы, наконец, уедем из этой страны. Как раз в день её рождения! Это - как подарок!

- Они уже понимают, - говорю я, - что Пирамида каждого из них прижмет к стенке, высветит их черные планы, заставит трепетать и бояться...

- Не забудь нацепить бакенбарды и свои ужасные усики, - говорит Юлия.

Каждый день я меняю свой облик. Ей не нравятся эти тонкие злые усы. А мне не очень нравится ее золотистый парик! Выбирать не приходится.

- Десять миллионов - это немало, - говорит Юлия.

- Это капля в море. Нашей же Пирамиде - нет цены.

- Помоги мне, пожалуйста...

- Не забудь свою сумочку...

- По мнению ученых, - говорит Юлия, - представители Homo sapiens изживут себя как вид, когда Земля отойдет от Солнца и остынет, от чего все живое просто...

- Надо спешить жить, - говорю я.

- Да, - соглашается Юлия, - от Апокалипсиса нас отделяют всего каких-то два с четвертью миллиона лет...

- Потому-то и надо спешить.

- Известна даже точная дата - 31 октября 2 252 006 года.

- От рождения Христа?

- Ну да!..

- Пирамида нужна нам как воздух, - говорю я.

- Да уж, - соглашается Юлия, - без нее мы столько не продержимся...

Собственно говоря, мы можем уже отправляться в новое путешествие. Здесь, в этом надоевшем зимнем северном городе, все, кажется, сделано. Остались мелочи, которые, если о них даже забыть, ничего в нашей жизни изменить не смогут.

- Завтра вылетаем, - говорю я.

- Правда?! Куда?

Юлия рада этому сообщению. Я тоже рад.

- Я подумала, - говорит она, - что встреча с этим узколобым клерком из Совбеза ООН ничего не изменит.

- Я решил, - говорю я, - с завтрашнего дня устроить для нас маленький отпуск.

- Правда?!

Когда пуля, прошив оконное стекло, разносит вдребезги китайскую вазу, мне удается завалить Юлю на пол и подтянуть за руку к стене.

- Не шевелись, - говорю я, - не двигайся...

- Что ты собираешься делать? - спрашивает Юля.

- Не знаю, - говорю я, и прыткой ящерицей перемещаюсь к выключателю.

Как тихо!

- Не двигайся, - повторяю я.

В наступившей темноте сперва ничего не видно, но когда глаза привыкают, в свете луны можно различать и кровать, и стол, и стулья...

- Уходим, - говорю я, - ползи к двери...

- Моя сумка, - говорит Юлия.

- Я все возьму сам, - говорю я и вдруг неожиданно для себя читаю: «...дом у дороги... тихая речка... садик вишнёвый...»...

- Что-что? - спрашивает Юля.

- Не поднимай голову, - прошу я и продолжаю - «...садик вишнёвый... пёс у крылечка... вечер июльский пишет эскиз...».

- Что ты там бубнишь?

Хорошенький эскиз!

- С днём рождения! - говорю я.

- А, да-да, - говорит Юля, выползая из-под стола и не поднимая головы, - спасибо за подарочек! А где мои цветы?

В ответ на это - целая автоматная очередь. Инстинктивно мы распластываемся на животах, прикрыв голову обеими руками.

- Ты как? - спрашиваю я, когда снова воцаряется тишина.

- А ты? - ее вопрос.

Нам удается и на этот раз уйти от преследования. Незначительные порезы ладоней осколками стекла, небольшой испуг, потом минуты настоящего страха...