Владимир Колотенко - Стена плача

- Восемьдесят семь процентов живых, - констатировал Юра.

Это была победа! Никогда еще никому не удавалось такое: с первой пробы нам удалось оживить столько крохотных жизней. Этого было достаточно, чтобы каждый из нас, живущих ожиданием чуда, прослезился. Вот она феерия живой жизни! Я не знаю человека, способного удержаться от слез радости и умиления. Разве что Лесик? Он легонечко толкнул меня в бок, мол, видишь, как все красиво? Я тоже обнял его за талию: ага! Мне не видно было его глаз, но я мысленно видел и его слезы. Вероятно, так и выглядит счастье - молчаливые слезы радости на глазах. Как безмерное отчаяние в «Крике» Мунка, эта наша всеобщая радость, перенесенная на холст, готова стать шедевром мирового искусства. И Анина, и моя, и Жорина... А что Юра? Снял очки, близоруко вытирает глаза рукой. И улыбается той сдержанной, только ему принадлежащей улыбкой, в которой всегда спрятана снисходительность мудреца. Я смотрю на Жору - он прячет слезы. Не надо прятать, Жорочка! Плачь! Плачь, реви белугой! Лей свои крокодиловы слезы счастья! Ты это заслужил - открыто реветь от радости! И вы плачьте, плачьте - и Ната, и Инка, и Тамара, и Юля... Юленька, плачь, плачь же!.. Я никогда не видел Юлиных слез. Мне всегда, с первых дней нашего знакомства, казалось, что на нее возложена некоторая секретная миссия - проводника Неба. Не какого-то там медиума или контактера - ангела. Я каждый день видел, как она, встав на цыпочки и выпростав руки вверх, тянулась к Небу. Так и случилось. Когда трудности брали нас за горло и, казалось, что не избежать поражения, мы всегда спешили к ней: выручай! Я был поражен ее щедростью. Она дарила себя каждому нуждающемуся и страждущему (мы ведь все ходили по краю), дарила себя без остатка, расточая налево и направо свои креативные советы и наставления, поднимая наш дух и укрепляя веру. Кто дал ей эту небесную силу?! Я благоговел перед ее волей к жизни. И не мог себе представить иного счастья, как быть рядом с ней.

Нашу радость разрушил вдруг откуда ни возьмись появившийся Валера Ергинец.

- Что случилось, - спросил он, переводя взгляд с одного на другого, - почему вы все в слезах?

- Пришло время слёз, - сказала Тамара, - тебе этого...

- Значит, всё у нас получилось? - снова спросил Валера.

Никто ему не ответил.

- Я вот что хочу вам сказать. Я давно... Я недавно узнал, что мы все состоим из ста триллионов клеток! И только десятая часть из них - человеческие! Остальные - микробы!

- Ты-то себя к какой части причисляешь? - спросила Ната.

Валера не понял вопроса.

- Девяносто триллионов микробов - это же целая армия злых и голодных бойцов, - уточнил Жора, - и каждого из них надо кормить.

- Что если нам, - предположил Валера, - провести ряд предупредительных мер по... Проверить активность трансаминаз...

- Ты же не станешь себя травить, - сказал Стас.

Валера недоуменно посмотрел на него, затем:

- Мы смогли бы тогда...

- Собою, - сказал Жора.

- Что «Собою»? - не понял Валера.

- Кормить, - сказал Жора, - собою кормить эту армию паразитов.

Мы, конечно, все скуксились - наша радость была Валерой разрушена. Но не было в мире силы, способной разрушить наши надежды! Это-то мы точно знали.

- Теперь точно можно, - обняв меня за плечи, тихо произнёс Жора.

- Что можно? - спросил я.

- Точно! - повторил Жора.

Я молча смотрел на него, ожидая ответа. Жора улыбался.

- Твою Тишеньку... теперь можно... точно... Зови её! И не только её...

Стоял неимоверный галдёж, и я сделал вид, что не расслышал Жору. Мне не хотелось даже думать о Тине - как бы её именем, произнесенным всуе не испортить всё дело! Ведь, казалось, что и без неё наш лёд прекрасно тронулся и не сегодня так завтра мы встанем на тропу успеха. И вот чудо-то: как только Жора произнес имя Тины, воцарилась смертельная тишина. Казалось, даже Земля притишила своё вращение вокруг оси, которая стала вдруг скрипеть и скрежетать как несмазанная телега. Да-да, я лично слышал этот скрип и видел, видел десятка три колючих насквозь пронизывающих и прислушивающихся к тебе взглядов, немо спрашивающих - «Так что там с нашей Тиной?». Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из наших когда-либо произносил её имя, и вот оказалось, что они только и живут этим именем, только и ждут от меня ответа - «как там наша Тина?». Да я понятия не имею, где и как ваша Тина. Более того - я точно знаю только одно...

- Что ты молчишь, - Жора взял меня за локоть, - видишь - все ждут.

- Она умерла, - произнёс я.

Казалось, и Земля, замерев, дала крен.

- Рест, ты в своём уме?

- Как так произошло?

- Что случилось?

- Этого не может быть!

- Ну и шуточки у тебя...

- Перестань...

- Жор, скажи ему...

- На выпей...

- Да иди ты...

- Ой, верьте вы ему...

- Зачем врать-то?

- Юра, дай ему укол...

Я не выдержал:

- Да ладно вам!..

Они обступили нас, галдя и талдыча, причитая вот таким крепким столбиком, тесня и хватая меня липкими руками... Кто-то подмигнул, кто-то сплюнул в сердцах, кто-то хохотнул, кто-то даже дал пинка сзади... Они издевались надо мной как те над Иисусом. Мне не доставало только тернового венца на башке. Да, это был праздник Иисусовых страстей, Его мук.

А я знал только одно - Тины нет!

Затем Жора поднял руку и всё стихло.

- Зачем ты убил её? - спросил он.

Ах, Жора-Жорочка-Жорик... Я не знал, что ответить. Ах, провидец ты мой и всесведущий прорицатель! Я всегда знал, что ты всё знал про меня, что ты предвидел все мои действия и поступки, что от тебя спрятаться невозможно! Вот и сейчас... Как тебе удалось выведать мою самую тайную тайну? Откуда ты взял, что я раздолбал свой почтовый ящик, чтобы вытащить из него все Тинины письма? Кто тебе сказал, что все её сайты я слил в канализацию и досуха, аж до дыр, вытер все унитазы? Как ты мог даже только подумать, что все её фотографии я порвал на мелкие кусочки и один за другим сжег дотла в своём новом камине, в последний раз наслаждаясь её теплом?

Её теплом!)

И все её запахи - выветрил...

Как?!

Это не лезет ни в какие ворота!

Ах, как ты теперь прав: я - свободен!

Да вы и представить себе не можете, чего всё это мне стоило!

Но я в своем светлом уме и в самом полном здравии теперь могу твёрдо сказать: нет надо мной ни надсмотрщика, ни палача!

Спасибо и Тебе, милая Ти!

Это Ты своим «Я тебя последний раз спрашиваю» придала мне сил, чтобы я в последний раз мог Тебе так свирепо ответить: теперь баста!..

И ура троекратное!

- Ты-ы-ы... - говорит Лена, - какое ура?!

Лена не понимает, как я её мог убить!

- Никаких писем, никаких стихов, никаких фоток, никаких... Даже тени от Тебя не останется! Даже мысль о Тебе потонет!..

Я и Пустота!

«Я тебя последний раз спрашиваю».

(Так сказать мог только Пилат).

- Ты и в самом деле... - спрашивает Лена, - тыыыы-ы-ы-ы...