Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать

Как-то вечером, роясь в сумке, я наткнулся на свою записную книжку, в которую уже много лет не заглядывал. Круг людей, с которыми мне приходилось работать, был очень узок, их имена я хорошо знал и телефоны их помнил наизусть. Я стал ее листать, я решил: пора.

- Мне отвечали незнакомые, чужие голоса. Вдруг я услышал знакомое до боли:

- Я слушаю?..

Это была Людочка, Лю!

- Кто такая Людочка? - спрашивает Лена, - ты о ней ни разу не упоминал.

- Привет, - сказал я, но она меня не узнала.

И я не признался: зачем мне сегодня Лю? Можно было порасспросить обо всем, разузнать тамошние новости, я не стал. Я узнавал и другие знакомые нотки, но у меня не было желания напоминать о себе. Нет, все ушло безвозвратно. Зачем?

- Что «все»? - спрашивает Лена.

- Ты бы чайку заварила, - говорю я.

Я звонил и звонил. Я знал, кого я искал. Нет, не Тину! Две недели плотных поисков привели меня в Киев. Только через несколько дней мне удалось напасть на след Ани. Удача обрушилась на меня поздним вечером. Это была ее тетя.

- Алло, слушаю.

В двух словах я рассказал, кто я есть, и как мог объяснил, зачем мне нужна Аня.

- Ой... нет!

И через секунду в уши мне полилась музыка гнева:

- Она бросила вашу науку к чертям собачьим, не трогайте вы ее больше, и ваша наука ей не нужна, и все вы, вместе взятые ...

Трубка умолкла, затем прошипела:

- И не трогайте вы ее, у нее все в порядке.

- Как ее найти?- спросил я.

Раздались короткие гудки. Я звонил до полуночи - тщетно. Я понимал, что тетка - родная кровь - никого не подпустит к своей племяннице, никого из жуткого советского прошлого, кто бы мог ей снова испортить спокойную жизнь. Почему мой выбор пал на Аню, я не мог себе объяснить. Мне было достаточно слышать тон голоса Аниной тетки и тех ничего не значащих двух-трех фраз, которыми она защищала Аню от моего желания встретиться с ней.

- Утром я позвонил ровно в шесть.

- Это я, - сказал я, - Рест.

- Слушайте...

Я не слушал.

- Рано или поздно я найду ее, так зачем же?..

В трубке снова запиликали короткие гудки.

В Киев я прилетел на следующее утро первым рейсом, и сразу же приступил к поискам дома Аниной тетки. А уже через час-полтора бродил в скверике у ее подъезда. Было около десяти и надеяться, что мне тут же повезет с нею встретиться, было бы просто смешно. Я отправился бродить по городу, в котором не был тысячу лет, наслаждаясь памятью тех далеких дней, когда я жил здесь в гостиницах, приезжая в город по разным делам. Здесь не было ни фонтанов, ни электронных часов, а вон там было кафе, где я всегда завтракал, а на той стороне стояли огромные каштаны, которые теперь заменены кленами, липами... Многое изменилось в облике Киева, изменился и я. Я смотрел другими глазами на все эти перемены и эти перемены меня не радовали. Я пообедал в кафе, посидел на скамеечке, любуясь видами Днепра, прошелся мимо чугунного крестителя Руси и направился к дому, где жила Анина тетка.

Было тепло и солнечно, я был уверен, что добьюсь своего, и эта мысль меня веселила. Мне казалось, что моя затея собрать снова моих ребят является единственно верным решением. Как? Я не знал ответа на этот вопрос. Где они, что с ними, захотят ли они слушать меня? Это казалось невероятным, тем не менее, вожжа воссоединения уже попала под хвост. Чем бы они ни занимались, думал я, как бы жизнь ни изменила их взгляды, они всегда помнят те дни, когда мы вместе жили единой семьей. Я надеялся, нет, я был в этом уверен! Да, мы были полны юношеского задора и верили в дело, которому служили не ради живота, но ради реализации той высокой идеи, что, возможно, изменит мир. Я верил, что в них еще жив дух вечного поиска истины, он только покрыт налетом повседневности и сиюминутных забот, и стоит лишь смахнуть пыль рутинных мытарств... Меня бросало в дрожь от мысли, что все то, чем я занят, может свести меня с ума. Как же, как я их соберу? И ещё эта Тина... Без всяких там церемоний и правил светского этикета она ворвалась в мою жизнь своими строчками... «Да, у меня миссия, если хочешь...

И Те, кто меня послал стоят на страже человечества.

И я действительно считаю тебя тем, кто чуть-чуть продвинулся в понимании...

И мне стать тобой так же просто, как пройти сквозь тебя...

И поднять с колен или ранить...

Навсегда...».

Это - как расшифровать каракули на каком-нибудь осколке горшка, принадлежавшего Нефертити! Какая миссия? И кто эти «Те» (почему я произношу это «Те» с большой буквы?), кто тебя послал? Я бы всех их послал куда-нибудь в сторону, в страну неведомых зверей...

Стоят на страже... Хэх!.. Хорошо сказано! И я тут у них... Продвинутый! Подвинутый - это да!.. И что это ещё за угроза пройти сквозь меня... ранить?..

- И не на коленях я перед ними!.. На прямых крепких ногах!

- Вижу, вижу, - говорит Лена, - присядь, ладно... Ты крепко стоишь на ногах! Сядь!..

- Хоть ты это видишь!..

Когда я рассказал об этом Жоре... намёками... он внимательно посмотрел на меня, почесал за ухом.

- Ты дуреешь, малыш, - сказал он, - ты что такое несёшь? Хочешь - съездим куда-нибудь?... Тебе надо...

- Перестань...

- Я же вижу.

- Проехали, - сказал я, - и забыли. Оставим Тину на закуску.

- Ну, хочешь - езжай в свой Тибет! Залезь на Кайлас... Пронырни в свою Шамбалу! Хочешь?

Но я уже закусил удила. Тибет подождёт! И да поможет мне Бог, решил я.

К пяти вечера я вернулся к заветному дому, уселся на скамеечку, и в каждой женщине, входившей в подъезд, пытался угадать хозяйку тридцать седьмой квартиры. Я опасался, что, когда стемнеет, она просто не впустит меня к себе, поэтому поднялся на этаж выше и стоял на лестничной клетке в ожидании хозяйки. Когда, наконец, она вышла из лифта, подошла к двери и вставила ключ в замочную скважину, я вихрем скатился по лестнице вниз. В ее глазах стоял ужас, но дверь была уже открыта, и я тихонько плечом стал заталкивать ее в квартиру. Испуг был настолько сильным, что она просто онемела и не оказала никакого сопротивления. У нее подкосились ноги, и мне пришлось ее поддержать.

- Я вчера звонил вам из Москвы.

Я произнес эти слова тихим спокойным голосом, надеясь, что они приведут ее в чувство. Нет. Она висела всем своим безвольным обмякшим весом, как мешок с сахаром. Мне никогда не приходилось держать женщину на руках в таком состоянии. Нужно было двигаться вперед, только вперед, и мы стали продираться сквозь все пороги, сквозь цепляющиеся за куртку дверные косяки, сквозь множество неудобств, созданных спайкой наших одежд и громоздких тел. При каждом усилии, которое я предпринимал для преодоления этих препятствий, я произносил какую-нибудь тихую фразу, чтобы спокойствием своего голоса успокоить и ее, и в конце концов заставить поверить, что не происходит ничего такого, что могло бы угрожать ее жизни. Я ведь не вор, не насильник, не какой-то там наркоман или уголовник. Мне и нужно-то всего ничего...