Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать

«...значит, ты точно знал... тяжесть и месть креста...».

Я точно знал только то, что это её стихи!

Тина!..

«Тиннн-н-н...».

Как будто я их мог забыть!

Что касается моей уверенности в том, что крест, который я взгромоздил на собственные плечи, окажется мне по силам, то я в этом никогда не сомневался. Я же не один подрядился тащить эту тяжесть! Но вот месть... Месть креста - это.. это... Что Тина хотела этим сказать? И кому? Читающему эти строчки? Думаю, что не все смогли ощутить эту тяжесть, многие - проскочили, даже не оглянувшись, не заметив...

Я - заметил.

Никакой мести пока не было и в помине. Собственно, мне и мстить-то по особому некому. Ни мне, ни мне. У меня как у каждого деятельного человека есть, конечно, враги. И многие готовы мне мстить. Мстить - не сеять. Просто сила и звук той мести, которыми они могут меня ударить и оглушить, меня даже не заденет, не тронет. Эта их мелочная мстительность замкнется на них самих. Я даже не почувствую её дыхания. Но есть все и есть Тина! И ей нельзя это ставить в вину. Раз уж она об этом сказала... За собой же я никакой вины перед ней не чувствовал. И тут вдруг: «значит, ты знал!»

«И душа в жгуты!..»

Кто-то кричал мне надрывным женским голосом, называя меня чужим именем, кричал, чтобы я остановился, спрыгнул с подножки, стеная и размахивая руками, крича во всё горло... Я не помню слов, только ор, ор... Только орррррр...

Я и проснулся...

- А проснулся... Ты так орал...

Я проснулся...

- Ти, - сказал я, - ты всё время называешь меня чужим именем.

- Я не Тина, я - Аня...

«Тиннн-н-н...».

Потом была презентация моей книжки «Стратегия совершенствования жизни». Ее устроили друзья Ани. Было много знаменитостей с выражением глубокой скуки (так мне казалось), но и с достоинством благовоспитанного человека слушавших мое выступление.

- Презентация, я считаю, прошла безупречно. Очень четко и ясно. И информативно.

Аня была восхищена моей краткой речью и доводами, вызвавшими, как потом оказалось, неподкупный интерес у фешенебельной публики. Неизгладимое впечатление произвели цветные рисунки и схемы во весь экран, поясняющие существо и подробности теории совершенной жизни.

- Все так просто, понятно... Наконец-то и я прониклась твоими идеями.

- Ты хотела бы жить в такой Пирамиде?- спросил я.

- Да, мне нравится...

- Быть женой фараона?..

Аня не стала развивать эту тему.

- Я уверена: твоя книжица теперь войдет в каждый дом. Теперь каждый захочет построить твою Пирамиду у себя прямо в спальне.

Я был счастлив. Теперь мы говорили о чем попало.

- Скажи, и здесь пляшут твои красавицы?- спросил я.

- Танцуют. И здесь, и везде, где есть толстосумы и старые пердуны. Они жить не могут без наших красивых ножек. Наши ножки - как куриные окорочка, только у них другие покупатели. Поэтому они не пляшут, а танцуют. Пляшут на дискотеках и в подтанцовках, в разных там шоу и на свадьбах... А у нас танцуют.

Аня сказала все это спокойным ровным тоном, по-прежнему любуясь полетом чайки. «Пляшут» - это был еще один мой промах. Я понимал, что все эти пляски с безукоризненно четким и гармоничным выбрасыванием высоко вверх и далеко в сторону чудодейственных голых ножек - это всего лишь яркое зрелище, фейерверк, за которым стоит фантастически тяжкий труд.

- Тебе все еще нравится быть на виду?- спросила Аня, чтобы заполнить возникшую паузу.

Я рассмеялся, хотя ничего смешного в ее вопросе не было.

- Идем отсюда, - сказала она, когда я попытался задержаться у толпы любопытствующих, - я долго не могу находиться среди праздных людей.

Я посмотрел ей в глаза.

- Меня от них тошнит, - сказала она и, кивнув в сторону какой-то звезды Голливуда, спросила, - ты думаешь ей нужна твоя Пирамида?

- Конечно!- сказал я, - они же однобоки, как камбалы. Ты попробуй сунуть ее в парикмахерши или банщицы, она пропадет.

- Она уже никогда не станет банщицей.

- Никто этого не знает. Все зависит от высоты, с которой ей придется падать.

- Разве эти уже не живут на ее вершине?

- На вершине, запомни - Бог. А эти карабкаются по ее граням, как солдаты во время штурма крепости, кто выше, кто ниже, а кто-то уже летит кубарем, сбивая других... Мы тоже где-то там, а где - может сказать только наука. Нужно считать кванты.

- И этому пузырю, - спросила Аня, провожая глазами раздутого во все стороны колобка в белых шортах с розовой лысиной, - тоже нужна твоя Пирамида?

- Этому в первую голову.

Мы говорили и говорили...

- Отсюда рукой подать до... Два-три часа быстрой езды и ты в...

В Мадриде, в Кельне, в Осло, в Берне... Да где хочешь, где заблагорассудится. Два-три-четыре часа... Ну, пять-шесть... Ты в самом пупе Европы...

- Пуп, как раз там, дома...

- Да, там. Но там нет жизни, там - гроб... Ты же знаешь.

Она на секунду умолкла, затем тихо произнесла:

- Как жаль родину...

А затем:

- И ты же не туда меня зовешь, а в Чикаго.

- Чтобы вернуться туда.

Солнце слепило глаза и Аня надела светозащитные очки.

- Ты должна вот что понять: в мире нет справедливости. И нам предстоит найти рецепт для ее торжества. Нам придется хорошо попотеть, но согласись - это достойно.

Аня кивнула: достойно.

- Слушай, - сказала она, - а ведь прав Альберт: что если нам попробовать осуществить это у нас дома?

- Альберт прав, но ты же знаешь, что у нас правят люди, которым наша страна не нужна. Им, извини, насрать на страну и ее жителей... Страна вымирает, полным ходом идет этноцид.

Аня вдруг резко затормозила и, сняв очки, уставилась на меня.

- А тебе?- спросила она.

Губы ее были плотно сжаты, а взгляд резал меня холодным ножом.

Я вспомнил этот взгляд, эти сжатые губы, эти обескровленные пальцы, сжимающие рулевое колесо так, что казалось - из него вот-вот брызнут капли крови. Аня жаждала правды, которая бы вышвырнула коту под хвост все ее сомнения. Что ж, желаете знать звонкую правду - пожалуйста!

- Иисус, - как можно более хладнокровно и тихо сказал я, - разработал свое учение не только для своей страны, но для всех и каждого на планете. Он...

- И был своими распят!

- Он уже на заре зарождения человечности понимал, что люди ничем не отличаются друг от друга, как не отличаются две капли сока березы, или нашей с тобой крови.

- И был распят!

Я кивнул в такт ее восклицанию и продолжал тем же тоном.

- Генотип человека один. Он - человеческий: 46! У китайца, индуса, афроамериканца и пигмея - только 46 хромосом. Как и у парикмахера, президента, проститутки и твоего любимчика Алена Делона... Только у Него двадцать три.

- Двадцать три?

- Ага.

- И за это Он был распят!

- Ну, конечно! Не в этом ведь дело.

- И тебя вознесут. Не на крест. А закажут или засунут в психушку, как... Ты этого хочешь?

- Да. Я тоже хочу быть распятым. На своем кресте - на Пирамиде.