Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты

Выход «Ламме» из строя означал катастрофу. Стефан давно уже запретил приближаться к кухне всем, за исключением Диего и Зои. Зоя была поваром — сменным оператором на работах, не требующих особой квалификации. Еще она шила рабочие робы. Перенастройка и проверка синтезатора была делом Диего, и только его одного.

Меньше всего сейчас следовало мешать шеф-химику. Стефан подождал, пока голова не по годам маленького Диего, больше всего похожего на случайно извергнутого синтезатором шустрого чернявого гомункулуса, вдобавок немного дефектного, вынырнет из-под кожуха «Ламме». Смотреть на него не хотелось, но было надо.

— О! — с преувеличенной радостью воскликнул Диего, перестав свистеть. — Начальство нас блюдет. Это хорошо, что ты пришел. Надеюсь, ненадолго?

Он тихо захихикал. «Ненадежный, — подумал Стефан. — Гомункулус вульгарис. Шут гороховый».

— Поговори еще мне… Никак не надоест кривляться?

— Ты не можешь надоесть, — мгновенно возразил Диего. — Надо-есть. Чувствуешь глубокий смысл? Надо есть, так будем. Ты начальство. Встань вон там, я тебя съем глазами.

— Старо и глупо, — ответил Стефан. — Это я уже слышал. Придумай что-нибудь свеженькое.

— А зачем? Ты меня цени, ничтожного: я-то тебя глазами есть буду. Другие — те не глазами. Хрустнут косточки.

Шут. Циник. Умный шут.

— Кто — другие?

— А я к тебе в стукачи не нанимался, — обиделся Диего. — По мне, что ты, что Питер — один черт. Синтезатор всем нужен. И всегда будет нужен. А при синтезаторе — человек.

Как всегда, гомункулус был прав.

— Ладно. — Стефан вдруг вспомнил, зачем пришел. — Сколько у нас накоплено пасты?

— На три дня, гарантирую.

— А молока?

— На два.

«Надо растянуть на три, — решил Стефан. — Можно сократить рацион малышам. Один день оставим в резерве… и целых два дня нештатной работы синтезатора: на праздничный ужин и всякие нужные мелочи. Однако! Давно такой благодати не было — по сути, с прошлогодней экспедиции Питера. Нехватка рабочих рук имеет свою прелесть, когда сопровождается сокращением количества жующих ртов».

— Скоро будут пирожные? — спросил он.

Диего фыркнул, как еж:

— Пирожные! Будут пирожные. Всем будут. Во-о-от такие будут! В три обхвата. Миндальные!

— Сколько штук?

— Двадцать четыре, сколько же еще. Каждому по одной, минус, естественно, Джекоб и Абби. Первая мне на пробу: помру — не помру…

— Сделай двадцать семь.

— Думаешь, Питер вернется сегодня?

— Должен.

— Кому праздник, а кому одна морока. День рождения!

— Морока, а придется еще поработать, — сказал Стефан.

— Что еще на мою голову?

— Жидкость для снятия накипи. Фукуда просит.

— Только не сегодня! — взвыл Диего. — Мне из-за этого праздника и так полночи не спать.

— А я и не говорю, что сегодня. Но завтра — обязательно… Кстати, у тебя последнее время реактивы не пропадали?

— С чего это вдруг?

— Да так. Просто спросил.

Диего замахал руками столь решительно, что стало очевидно: к порче он не имеет никакого отношения. В общем, это и неудивительно. Так грубо они не работают. Тогда кто же? Хорошо бы выяснить, пока не плеснули в лицо из-за угла.

— Чтобы завтра жидкость была! — напомнил Стефан. — Понял меня? Работай.

Он навестил Зою и убедился, что дело движется. Зоя плакала ночами, но шила быстро, добротно и экономно. Одежды пассажиров «Декарта», пригодной для перелицовки в робы, должно было хватить еще на несколько лет: переселенцы везли с собою непомерные вороха, целые груды тряпья! Ее удалось сохранить: Диего разработал противогнилостный состав, эффективный и против моли.

Указаний здесь не требовалось. Стефан потоптался в растерянности. Он знал, что Зоя способна на большее, чем шитье и рутинное обслуживание «Ламме», но этим тоже необходимо было заниматься. Мозгов не хватало, но куда сильнее ощущался недостаток рабочих рук. Зое еще повезло, что она не попала ни в добытчики торфа, ни в строительную бригаду.

В пассажирском салоне, ярко освещенном по случаю остановки синтезатора, Донна натаскивала малышей. Их было четверо — в возрасте до пяти местных лет, непригодных к тяжелой физической работе, но и им в конце концов нашлось занятие, заменившее бесконечные детские игры. Здесь давно уже не играли. Под началом Донны вызревала резервная смена специалистов, шуршала бумага чертежей и схем, по ней водили пальцами, тонко кашлял простуженный Аксель и надоедливо, по-заученному лепетала маленькая Юта: «…втолой вспомогательный контул охлаздения леактола соплягается с авалийной следяссей системой последством клиогенных клапанов, ласполозенных в авалийных лазах тлетьего и седьмого голизонтов…» «Соплягается!» — поморщился, входя, Стефан. Это было не смешно: двухлетняя малышка так и не сумела преодолеть врожденный логопедический дефект.

— Как успехи? — бодро поинтересовался он.

Заботу не оценили — Юта тут же сбилась, понесла чушь и замолчала, готовая разреветься. Это была ее обычная реакция. Игорь, Аксель и Синтия испуганно замерли. Худенькая анемичная Донна (ее дразнили «шкилетиной», с чем Стефан внутренне соглашался — очень уж бледная и какая-то прозрачная!), отчитываясь, пожала остренькими плечиками: продвигаемся, мол, не отвлекай.

Он выслушал. Может быть, следовало остаться, поэкзаменовать будущих экспертов по корабельным системам, выразить легкое неудовольствие поверхностным усвоением материала, ненавязчиво спросить, не ожила ли связь с группой Питера — показать свою заботу и внимание, — но на этот раз Стефан пренебрег условностями. Связи не было, он это знал. Оживи вдруг связь — через пять минут об этом стало бы известно всем и каждому.

— Донна, — сказал Стефан, — тебе нужно чаще бывать на солнце. Нельзя себя запирать в четырех стенах.

— Спасибо. — Донна криво усмехнулась. — Оно ведь нас убивает, это солнце.

— Оно и здесь нас убивает. То есть я хотел сказать, что уродует. Ты все же выходи иногда на воздух.

— Спасибо за заботу. Если, конечно, это совет, а не приказ.

— Пока совет, — сухо сказал Стефан. — Все. Работайте.

Он прекрасно слышал, как за тонкой переборкой позади него облегченно выдохнул Игорь, как неудержимо раскашлялся затаившийся в его присутствии Аксель, а Синтия вдруг прыснула неизвестно почему — что-то такое ей показалось забавным… Интересно, с кем Донна — с Питером?

Потом, потом…

Он сердечно поприветствовал Петру, попавшуюся навстречу со шваброй в руках. Кругленькая, пухленькая Петра расцвела. Пол был нечист, но Стефан закрыл на это глаза — заставить Петру трудиться целеустремленно и последовательно еще никому не удавалось. Добродушная, жалостливая, бесполезная… Подруга всем и каждому. Годится разве что в прачки. И на том спасибо.