Федор Цевловский - Церон. Том II

«Веками не удосужились спуститься сюда ламаиты», — подумал Осаки.

Его внимание через несколько ступенек привлекла надпись, сделанная на стене. Надпись была очень древняя.

«Вероятно, на старотибетском», — подумал Осаки.

Его удивляла чистота воздуха, несмотря на то, что ход, извиваясь спиралью, шел далеко в недра горы. Осаки облегченно вздохнул, достигнув последней ступеньки. Перешагнув ее, он вошел в пещеру. Это была широкая пространная комната, высеченная в камне. На ее восточной стороне была выдолблена ниша. В ней было несколько рядов симметрично расположенных цилиндрических отверстий. Осаки засунул руку в одно из них и вытащил оттуда свернутый в трубку грубый пергамент. Находка озадачила его. Не разворачивая свитка, при гаснущем свете лучины он бегло осмотрел пещеру. Все в ней было испещрено надписями на старотибетском языке. А в них-то что же? — мелькнула у него мысль и он нервным движением развернул пергамент. Санскритскими письменами было в заголовке отчетливо сказано:

«Завещание».

«Не завещание ли ангелов?» — от этой мысли Осаки радостно вздрогнул.

Догорая в его руках, лучинка, ярко вспыхнув, погасла. Пещера погрузилась в мрак. Вокруг Осаки стало тихо, как в могиле. Сжимая обоими руками пергамент, он опустился на пол. Часы проходили один за другим. Осаки же сидел, застыв в той же позе. Временами ему казалось, что он вне времени. Вдруг ему почудилось, что из пергамента исходит шелест. Вначале чуть внятный, шелест становился все более явственным. Не было сомнений, говорили письмена пергамента.

Чинам Армады найти выход из долины не удалось, несмотря на все приложенное ими старание. Прошло три дня, а они не только не знали, кем взяты в плен, не знали, и как взяты. Это-то их и мучило главным образом, заставляя каждого из них и себя считать без вины виноватым в случившемся. По распоряжению адмирала два раза в день должна была устраиваться перекличка для всех без исключения. Рапорт адмирал приказал делать только лично ему. Штаб был расположен около храма, в то время как вся остальная Армада расположилась около келий.

Приняв, как обычно, рапорт, адмирал нахмурился.

— И сейчас не было Лунеско?

— Не было, экселенция.

Перед адмиралом горел костер. Насупившись, адмирал смотрел на огонь, весело пожиравший подбрасываемые ветви. Издалека, со дна долины донесся до ушей всех слабо, но явственно самоуверенный голос Лунеско:

Лунеско, шагая с песней, миновал ночлег Армады. Притаившись, его слушали сотни людей. Его самоуверенный звонкий голос внушал надежду.

Дойдя до сидящего у костра адмирала, Лунеско прекратил пение. Приложив руку к голове, он поклонился адмиралу и с непринужденным видом произнес:

— Честь имею явиться из экспедиции, эксцеленция.

Шипящим от злости голосом адмирал произнес:

— По экспедициям шляться, щенок, в то время, как другие работают! Не слушаться приказаний!

Лунеско дерзко перебил адмирала:

— Во-первых, не щенок, адмирал, а господин полковник. Во вторых, — повысив голос, сказал тоном, не допускавшим возражений, — следуйте за мной, адмирал, у аппарата вас ждет его светлость правитель Джильотти.

Через несколько минут, забыв про сон, вся эскадра толпилась у аппаратов, найденных Лунеско. У аппарата, растерянный, с заискивающей улыбкой сообщал адмирал Джильотти то немногое, что знал. Рядом, победоносно улыбаясь, стоял Лунеско.

Амфибия, прокатившись с десяток метров по земле, подпрыгнув, остановилась. Все, что было внутри нее, вещи, люди, потеряв равновесие, попадали друг на друга. Последним из амфибии вышел Вальден. Убедившись, что ничего не забыто, он дал знак сидящему за рулем. Сейчас же дверцы амфибии захлопнулись, а через несколько мгновений она бесшумно исчезла в предрассветном тумане. Арнольд, держа под руку Бэби, двинулся за Вальденом. Вместе с ним последовали за Вальденом и остальные прибывшие на амфибии. Через несколько минут ходьбы перед ними выросли контуры земляного вала. Шли молча, не зажигая света. Подходя к валу, Вальден упал, споткнувшись о чугунное ядро, заросшее травой. Испустив проклятие, весь мокрый от росы, он поднялся и вскоре подвел приехавших к воротам, ведшим в равелин. Приезжие, обступив Вальдена, терпеливо ждали, пока он принесенным с собою ключом пытался раскрыть дверь. Наконец, заржавленный засов поддался и дверь, скрипя, раскрылась. По два и по три в ряд устремились прибывшие в проход, напоминавший собою туннель. Пол туннеля, вымощенный кирпичом, имел большой уклон в направлении равелина. В равелине их встретили заросли шиповника, загородившие им путь. Пробравшись через его колючки, Вальден повел вглубь равелина, с тру-дом нащупывая тропинку, затерявшуюся в буйно разросшейся траве.

Лили захотелось сорвать ветку черемухи. Отделясь от других, она, не зная свойств крапивы, через нее попыталась пробраться до черемухи. На полпути, искусанная крапивой, вся в слезах, она повернула обратно.

Туман начал редеть. Всходило солнце. Тропинка привела к внутреннему рву, за которым был бастион. В свободных от лилий и травы местах резвились караси. На листьях лилий кое-где вылезли лягушки, чтобы погреться на солнце. Замелькали бабочки. Равелин проснулся. Жители его, не обращая внимания на пришельцев, начали свой трудовой день. Дятел что-то деловито выстукивал на деревьях. Закуковала кукушка. Изредка из разных концов равелина доходили до ушей прибывших запоздавшие соловьиные трели.

Через ров на ту сторону вел полуистлевший мостик. Осторожно один за другим они перебрались на ту сторону. Перед ними был вход в бастион. Раздвинув кустарник, разросшийся перед входом, Вальден отрывисто сказал:

— Пришли.

Пришедшие переглянулись. Они смирились с мыслью, что внутри ничего не найдут, кроме мусора и сорной травы. Они ошиблись. Кто-то заботливо снабдил убежище необходимым комфортом.

До прибытия «Церона» оставалось несколько часов.

Джильотти, задумавшись, встал перед этажеркой. Статуэтка, годами стоящая на ней, казалась почему то сегодня совершенно другой, не такой, какой он привык ежедневно видеть.

— В чем дело? — повторял в сотый раз удивленно Джильотти.

И, не найдя ответа, снова начинал маячить по комнате.

Сегодня Джильотти был не в духе, У него сегодня как-то ничто не клеилось. Приходившие вести были мрачнее мрачного. Из донесений полиции, каждый час поступавших к нему, вытекало, что восстание могло вспыхнуть каждую минуту. Агенты Орлицкого повылезали из подполья. Казалось, что ими наводнена вся страна. Не ощущаемые ранее, наглые и упорные, они встречались сейчас на каждом шагу. До сегодняшнего дня когорты женщин молились на него, как на бога. В этом были уверены все.