Джек Вэнс - Языки Пао. (Роман)

В дневное время юноши и девушки тренировались по отдельности, осваивая навыки владения новыми видами оружия и механизмами, но по ночам они спали друг с другом почти как попало; при выборе партнеров уделяя внимание только рангу. Эмоциональное значение придавалось главным образом организационным взаимодействиям и соревнованию за повышение в ранге и знаки отличия.

Вечером, сразу после прибытия Берана в Дьеромбону, в барачном городке состоялся торжественный сбор. На возвышении в центре строевого плаца разожгли огромный костер. Рядом возвышалась Дьеромбонская стела — призма из черного металла, украшенная эмблемами. По обеим сторонам стелы выстроились рядами молодые мирмидоны; сегодня вечером все они надели одинаковые темно-серые облегающие трико и безрукавки. У каждого в руке было церемониальное копье с бледным мерцающим языком пламени вместо острия.

Протрубили фанфары. Вперед вышла девушка в белой тунике, державшая большой, сложно устроенный почетный знак из меди, серебра и бронзы. Мирмидоны преклонили колени и опустили головы; девушка трижды обошла костер по часовой стрелке и закрепила знак на стеле.

Пламя костра ревело и взвивалось оранжевыми языками. Мирмидоны поднялись на ноги и молча потрясли копьями в воздухе. Построившись в колонну, они промаршировали с плаца куда-то в направлении темнеющего моря.

На следующий день начальник Берана — субстратег Джан Фирану, наемник с далекой планеты — объяснил Берану происходившее: «Вчера вы присутствовали на похоронах — на похоронах героя. На прошлой неделе в Дьеромбоне проводились военные игры с участием легиона из Тараи, следующего прибрежного лагеря. Подводная лодка из Тараи проникла через наши заграждения и наносила ущерб нашей базе. Все бойцы из Дьеромбоны доблестно сражались, но Лемоден превзошел других. Он проплыл под водой почти двести метров и отрезал балласт. Подводная лодка всплыла и была захвачена. Лемоден утонул — возможно, случайно».

«Возможно, случайно? Как еще? Не могли же легионеры из Тараи…»

«Нет, это маловероятно. Но он мог утонуть по собственной воле. Эти молодые люди готовы на все ради того, чтобы прославиться».

Беран подошел к окну. По набережной Дьеромбоны чванливой, вызывающей походкой расхаживали группы молодых головорезов. Где он очутился? На Пао — или на какой-то фантастической планете, в сотне световых лет от знакомых мест?

Джан Фирану продолжал говорить — слова его не сразу проникли в сознание Берана: «Ходят слухи — может быть, вы уже слышали нечто подобное... о том, что Бустамонте — не настоящий панарх, а всего лишь айудор-регент. Говорят, что Беран Панаспер жив и где-то скрывается, что он возмужал и набирается сил, подобно мистическому герою древних сказаний. И когда настанет его час — по словам крамольных подстрекателей — Беран Панаспер явится народу, чтобы сбросить Бустамонте в море».

С подозрением остановив взгляд на лице субстратега, Беран рассмеялся: «Я ничего подобного не слышал. Но все может быть — кто знает?»

«Бустамонте эти россказни не понравятся!»

Беран снова рассмеялся, на этот раз вполне искренне: «Ему известно лучше, чем кому-либо другому, что в любой легенде есть доля правды. Хотел бы я знать, кто распространяет эти слухи?»

Фирану пожал плечами: «Откуда происходят слухи? Ниоткуда. Все это праздная болтовня и недоразумение».

«В большинстве случаев это так — но не всегда, — возразил Беран. — Предположим, слухи соответствуют действительности. Что тогда?»

«Тогда вас, паонов, ожидают крупные неприятности. А я вернусь на Землю».

Вечером того же дня Беран собственными ушами убедился в существовании крамольных слухов — причем они уже обрастали фантастическими подробностями. По словам мирмидона, говорившего с кем-то в порту, невинно убиенный Медаллион на самом деле скрывался где-то на отдаленном острове и уже собирал армию облаченных в металлическую броню воинов, не боявшихся ни огня, ни стали, ни плазменных лучей. Наследный панарх поклялся отомстить за смерть своего отца — и Бустамонте дрожал от страха.

Пересуды на эту тему постепенно прекратились, но через три месяца крамола вспыхнула с новой силой. На этот раз повсюду шептались о том, что тайная полиция Бустамонте прочесывает всю планету, что арестованы тысячи молодых людей, что их привозят в Эйльжанр на допросы, а затем казнят — для того, чтобы никто не узнал о тревоге, снедающей тирана.

Беран, успевший привыкнуть к спокойному существованию под именем Эрколе Парайо, отныне мучился ежеминутными опасениями. Беспокойство делало его рассеянным, временами он не справлялся с работой. Это не ускользнуло от внимания бдительных коллег, и в конечном счете Джан Фирану поинтересовался причиной нерадивости своего подчиненного.

Беран пробормотал что-то невнятное по поводу женщины из Эйльжанра, с которой он прижил ребенка. Фирану язвительно предложил Берану либо забыть о столь малозначительном обстоятельстве, либо уйти в отпуск до тех пор, пока он не сможет снова сосредоточиться на своих обязанностях. Беран поспешно воспользовался возможностью взять отпуск.

Он вернулся в свой коттедж и несколько часов просидел на веранде, прислушиваясь к размеренному шипению набегающих и отступающих волн и надеясь сформулировать какой-нибудь целесообразный план действий. Может быть, лингвистов не стали бы задерживать в первую очередь — но Бустамонте знал, что Берана увезли на Пао, и рано или поздно он непременно стал бы допрашивать всех, кто оттуда вернулся.

Возвратившись, как ни в чем не бывало, к исполнению роли Эрколе Парайо, он не мог предъявить практически никаких доказательств, удостоверявших его личность. В распоряжении тайной полиции были средства генетического анализа, позволявшие быстро вывести его на чистую воду, и в этом отношении не помогли бы никакие ухищрения.

Он мог обратиться за помощью к Палафоксу. Некоторое время он размышлял о таком варианте, но отверг его с гримасой отвращения к себе. Безопаснее всего было бы немедленно покинуть планету. Но куда он мог податься — даже если бы ему удалось получить билет по поддельным документам?

Беран не находил себе места. Воздух словно наполнился напряжением неизбежности. Поднявшись на ноги, он посмотрел по сторонам — на опустевшую улицу вдоль набережной, на пустынное море. Спрыгнув на песок, Беран направился по берегу к единственной гостинице, все еще открытой в Дьеромбоне. В таверне гостиницы он заказал большую кружку охлажденного вина, вышел на затененную плетеным ротангом террасу и стал пить — часто и жадно, что обычно с ним не случалось.

Собиралась гроза, становилось душно. На улице, рядом со зданием, где он работал, Беран заметил движение: оттуда вышли несколько человек в лиловых униформах с коричневыми нашивками.