Джек Вэнс - Языки Пао. (Роман)

Беран застыл, глядя на агентов, после чего бессильно опустился на скамью, продолжая автоматически прихлебывать вино. На выложенную деревянными планками террасу легла удлиненная тень — Беран поднял голову. Перед ним выросла высокая поджарая фигура: Палафокс.

Поздоровавшись безразличным кивком, Палафокс уселся рядом. «Судя по всему, — сказал раскольник, — современная история Пао еще не закончилась».

Беран что-то нечленораздельно пробурчал. Палафокс снова кивнул, на этот раз с подчеркнутой весомостью — так, словно Беран высказал некое исключительно глубокое наблюдение. Наставник указал на трех людей в лиловых униформах, зашедших в таверну и о чем-то совещавшихся с хозяином гостиницы: «Одна из полезных паонезских традиций заключается в том, что по одежде человека можно с первого взгляда угадать его профессию. Насколько я понимаю, лиловую с коричневым форму носят агенты службы государственной безопасности?»

«Так оно и есть», — ответил Беран. Внезапно тревога покинула его. Самое худшее случилось, напряжение разрядилось — бессмысленно испытывать страх в безвыходной ситуации. «Полагаю, что они пришли за мной», — задумчиво прибавил Беран.

«В таком случае тебе следует скрыться», — посоветовал Палафокс.

«Скрыться? Где?»

«Там, куда я тебя отвезу».

«Нет! — покачал головой Беран. — Я больше не стану орудием в ваших руках».

Палафокс поднял брови: «Что ты потеряешь? Я предлагаю спасти твою жизнь».

«Вовсе не потому, что вас беспокоит моя судьба».

«Разумеется! — Палафокс усмехнулся, сверкнув зубами. — Только последний дурак заботится о других. Спасение твоей жизни послужит моим интересам. Рад, что ты это понимаешь. А теперь нам пора уходить. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь заметил мое вмешательство».

«Я никуда не пойду».

Палафокс начинал раздражаться: «Чего ты хочешь?»

«Я хочу стать панархом!»

«Конечно, как иначе? — воскликнул старый раскольник. — Зачем, по-твоему, я сюда явился? Пойдем, пока тебя не скормили рыбам».

Беран поднялся на ноги, и они спустились на набережную по боковой лестнице террасы.

Два человека летели в аэромобиле — сначала над сельскими просторами Пао, аккуратной ухоженностью напоминавшими о труде бесчисленных поколений, затем над морями, пестревшими парусами рыбацких лодок. Оба молчали, погруженные в свои мысли; за кормой оставались десятки и сотни километров.

Наконец Беран нарушил тишину: «Каким образом я стану панархом?»

«Процесс начался три месяца тому назад», — сухо обронил Палафокс.

«Слухи?»

«Необходимо, чтобы население Пао знало о твоем существовании».

«И почему бы они предпочли меня, а не Бустамонте?»

Палафокс отозвался коротким смешком: «Скажем так: в общем и в целом некоторые планы Бустамонте не совпадают с моими».

«И вы надеетесь, что у меня ваши планы вызовут большее сочувствие?»

«Ты не можешь быть строптивее Бустамонте».

«В каком отношении Бустамонте проявил упрямство? — настаивал Беран. — Он отказался потакать всем вашим прихотям?»

Палафокс иронически хмыкнул: «Сколько гонора, подумать только! Не сомневаюсь, что ты лишил бы меня всех моих прерогатив, будь у тебя такая возможность».

Беран смолчал — будучи панархом, в первую очередь он действительно постарался бы избавиться от влияния раскольника.

Палафокс продолжал, теперь уже более примирительным тоном: «Все эти проблемы, даже если они возникнут, предстоит решать в будущем. В настоящее время мы — союзники, нам следует сотрудничать, а не препятствовать друг другу. В подтверждение своей доброй воли я заказал модификацию твоего организма — она будет осуществлена, как только мы прибудем в Пон».

Застигнутый врасплох, Беран удивился: «Модификацию?» Он помолчал, предчувствуя подвох: «Какого рода модификацию?»

«А какую модификацию ты предпочел бы?» — мягко спросил Палафокс.

Беран покосился на суровый профиль раскольника. Судя по всему, старик не шутил.

«Я предпочел бы максимальное использование возможностей моего мозга».

«А! — воскликнул Палафокс. — Это деликатная операция, требующая применения прецизионной аппаратуры и занимающая нескольких специалистов на протяжении года. В Поне нет такой аппаратуры и таких специалистов. Выбери что-нибудь другое».

«Надо полагать, моя жизнь будет подвергаться множеству опасностей, — сказал Беран. — В связи с этим оказалась бы полезной способность излучать энергию взмахом руки».

«Верно, — чуть наклонил голову Палафокс. — И все же, что могло бы привести твоих врагов в большее замешательство, нежели способность воспарить в воздух и улететь, не пользуясь внешней аппаратурой? Новички, балующиеся со смертоносными излучателями энергии, нередко подвергают опасности не только врагов, но и союзников. Поэтому в качестве твоей первой модификации лучше выбрать левитацию».

Из океана выросли ноздреватые, избитые прибоем утесы Нонаманда. Аэромобиль пролетел над утопающей в грязи рыбацкой деревней, перевалил через первую гряду Зголафского массива и помчался, сначала на бреющем полете, а затем все выше, над альпийскими лугами к центральному хребту континента. Обогнув скованные льдами крутые склоны грозившей развалиться гигантской Разбитой Башки, они нырнули вниз, к каменистому плато Пона. Машина почти приземлилась у приземистого продолговатого строения из плавленого камня со стеклянной крышей. Открылись ворота; аэромобиль Палафокса бесшумно скользнул внутрь. Полозья аэромобиля опустились на пол, выложенный белой плиткой. Палафокс открыл люк, вышел и поманил за собой Берана.

Беран колебался, с сомнением поглядывая на четырех человек, вышедших навстречу прибывшему наставнику. Все они отличались один от другого ростом, телосложением, оттенком кожи и цветом волос, но все они были похожи.

«Мои сыновья, — представил их Палафокс. — Теперь на Пао можно всюду встретить моих сыновей... Но время не ждет, нужно заняться твоей модификацией».

Беран вышел из машины, и сыновья Палафокса увели его прочь.

Анестезированное тело уложили на койку; многочисленные инъекции пропитали ткани организма тонизирующими и кондиционирующими препаратами. Затем, отойдя за защитный экран, хирурги включили аппаратуру. Послышался вой, переходящий в пронзительный свист; пространство за экраном исказилось в сполохах фиолетового света, словно перед глазами перемещались неравномерно волнистые прозрачные панели.

Свист оборвался; хирурги вышли из-за экрана и окружили тело — оцепеневшее, жесткое, помертвевшее. Плоть стала упругой и жесткой, жидкости сгустились и застыли, суставы затвердели.

Хирурги работали быстро и уверенно — им уже неоднократно приходилось выполнять эту операцию. Вооружившись не создающими давление скальпелями с краями лезвий толщиной в шесть молекул, они разделили ткани на слои, гладкие, как стекло. Верхнюю половину тела раскроили сзади пополам, глубокие разрезы сделали по бокам через ягодицы, бедра и лодыжки. Непрерывными быстрыми движениями другого скальпеля, поющего, как камертон, отделили кожу с нижних поверхностей ступней. Плоть оставалась крепкой, как резина — не было никаких следов крови или других физиологических жидкостей; мышцы не сокращались, нервы не реагировали.