Джек Вэнс - Большая планета. Дилогия. (Большая планета. - Плавучие театры.)

Рядом с Элтоном появился Наймастер: «Пошли, спускается префект. Скорее!»

Глистра прижался лицом к прорехе в стене: «Прощай, Эйза».

Элтон двусмысленно махнул рукой.

Солнце скрылось за ажурно-зелеными рощами Миртопрестольного Родника. Шевронные гряды перистых облаков вспыхнули золотым огнем. Сумерки наползали из восточных пределов, где ночь уже покрыла мраком все еще невиданные народы и селения, племена и цитадели.

С восточной стороны купольного храма находилась пристройка — мраморный павильон, окруженный колоннадой с резными орнаментальными капителями и цоколями. За колоннадой тихий небольшой пруд тускло отражал вечернюю зарю и длинные листья древовидных папоротников: темные перевернутые стволы создавали обманчивое представление о глубине под зеркальной поверхностью. Из храма вышли две пары светловолосых грациозных молодых людей с пылающими факелами в руках. На них были комбинезоны в обтяжку — костюмы арлекинов из красных и зеленых ромбов — и черные атласные туфли с закрученными вверх носками. Юноши установили факелы в треножниках из темного дерева и вернулись в храм.

Через несколько секунд шесть человек в черных складчатых килтах вынесли квадратный стол и установили его точно в центре павильона. Юноши-арлекины принесли кресла, а мужчины в черных юбках ушли, построившись в затылок.

Юноши постелили на стол золотистую скатерть с коричневыми полосками. Посреди стола они соорудили из нескольких частей миниатюрную модель Миртопрестольного Родника и его ближайших окрестностей, искусно изображавшую мельчайшие подробности зданий и ландшафта, в том числе купольного храма и мраморного павильона как такового, внутри которого стоял игрушечный стол, а вокруг этого стола при свете микроскопических свеч сидели пять человеческих фигурок.

Арлекины аккуратно расставили бутыли вина, погруженные в чаши со льдом, подносы с фруктовыми цукатами, пластинки ароматического воска, выделенного насекомыми, цукаты из прессованных цветочных лепестков. Закончив работу, юноши неподвижно встали под факелами.

Прошло несколько минут. Сумерки сгустились — наступила мягкая воздушная ночь. Мерцали звезды. Нежный, ненавязчивый ветерок проникал между колоннами и заставлял слегка трепетать пламя факелов.

Из-под купола послышались голоса. В павильон вышли Меркодион, верховный надзиратель Миртопрестольного храма, и Чарли Лисиддер, Баджарнум Божолейский. Меркодион облачился в роскошную мантию поверх хламиды, с плетеной епитрахилью из жемчуга и металла. Баджарнум ограничился серой курткой из мягкой толстой ткани, красными бриджами и мягкими серыми сапогами.

За ними последовали настоятель и два знатных сановника Божолейской империи.

Лисиддер похвалил убранство стола, обвел оценивающим взглядом неподвижных, как статуи, юношей-арлекинов, уселся за стол.

В кубки налили вино, подали блюда. Чарли был в духе, и Меркодион позволял себе любезно смеяться, когда Баджарнум шутил. Когда наступала тишина, девушка, стоявшая под аркой выхода из храма, наигрывала арпеджио на флейте. Как только один из сидевших за столом начинал говорить, она тут же переставала играть.

«А теперь, — произнес Баджарнум, — займемся нашим оракулом, Клодом Глистрой. Я собирался допросить его под пыткой, но оракуляция — гораздо более простой и гуманный метод, с точки зрения всех заинтересованных лиц. Глистра — опытный и знающий человек; он способен о многом поведать».

«Жаль, что его диссертация не может быть достаточно продолжительной».

Баджарнум строго покачал пальцем: «Вам следует хорошенько изучить этот вопрос, Меркодион — вопрос о продлении жизни оракулов в стабилизированном состоянии».

Верховный надзиратель наклонил голову: «Ваша воля — закон... Теперь я прикажу приготовить оракула, и мы перейдем к прослушиванию в веридикарии».

Огромный зал заполнился мудрецами, шуршавшими черными хламидами. По традиции, ночью капюшоны откидывали на спину, но характерное стремление скрывать индивидуальность находило выражение в свободных белых платках, повязанных вокруг головы на уровне лба, а затем спускавшихся мимо висков от затылка под подбородок.

Настоятель предусмотрел особые церемониальные песнопения. Хоры, разместившиеся вдоль стен двенадцатиугольного зала, смешивались, создавая нечто вроде плотной двенадцатиголосной полифонии.

Баджарнум, Меркодион и их свита вступили в зал и прошли к скамьям перед возвышением для оракула. В боковом арочном проходе появилась девушка с серьезным лицом и сияющими светлыми волосами. На ней были шелковые черные панталоны и серовато-зеленая блуза. Она задержалась на несколько секунд, обозревая зал, после чего медленно прошла к передней скамье перед возвышением — единственная женщина среди сотен мужчин, павлин в стае ворон. За ней следили все глаза.

Она остановилась рядом с Лисиддером, глядя на него сверху вниз со странным ищущим выражением. Меркодион привстал и вежливо ей поклонился. Баджарнум улыбнулся — холодной улыбкой, напоминавшей нервное растяжение губ: «Садись».

Напряженно-ищущее выражение исчезло, лицо девушки стало непроницаемым. Она тихонько села по соседству с императором. По толпе мудрецов пробежала волна шепота, тихих восклицаний, шороха одежд. По слухам, эта женщина была новой сожительницей верховного надзирателя. Глаза ощупывали ее лицо, но эта маска, бледная и неподвижная, как сахарная глазурь, не пропускала никаких эмоций.

Раздался печальный звон гонга — и новая волна пробежала по рядам мудрецов; позы присутствующих изменились, все глаза устремились в другом направлении. Баджарнум, казалось, неожиданно осознал, что находится посреди толпы; он прошептал несколько слов на ухо верховному надзирателю. Тот кивнул и поднялся на ноги: «Освободите зал. Все — вон!»

Разочарованно ворча, мудрецы потянулись длинной вереницей под огромные арки выходов. Теперь в зале почти никого не осталось, и каждое движение вызывало перекличку шепчущего эхо.

Снова ударили в гонг — появился оракул. Оракула вели под локти два префекта; сразу за ними следовал внушитель в жестком белом парчовом кафтане и высокой конической шапке.

Оракула обернули в серую рясу с кольцевыми красными полосами, голову его полностью закрывал белый колпак. Он шел медленно, но уверенно. На возвышении он задержался; его подняли и усадили в кресло.

Гробовое молчание сделало подкупольный зал похожим на ледяную пещеру. Все затаили дыхание, никто не вздыхал и не шептал.

Внушитель подошел к оракулу сзади, а префекты схватили его за руки, прижимая их к ручкам кресла. Внушитель снял большой шприц с конической шапки и занес руку, чтобы погрузить иглу в шею оракула.