Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

«Не горюй прежде времени. Тебя еще не выгнали. В любом случае я как-нибудь сумею позаботиться о том, чтобы старый хрыч Дорни упился наконец до смерти. Дескант — еще один кандидат. Но его неоднократные попытки умереть до сих пор не увенчались успехом».

«О чем тут беспокоиться? — недовольно проворчал Глоуэн. — Ну, выгонят меня из пансиона. Ну и что? Так тому и быть. А раз я не могу путешествовать, подобно Арлесу, по мирам легенд и вечных тайн, и даже на Землю слетать не могу, то возьму-ка я шлюп, пока есть такая возможность, и схожу под парусом — скажем, к острову Турбен. Не хочешь проехаться? Можно было бы славно устроиться на пляже, на пару дней».

«Нет, спасибо. Остров Турбен — не для меня. Перед тем, как выходить в море, хорошенько запасись питьевой водой — на Турбене ты не найдешь ни капли. И не вздумай плавать в лагуне!»

«Наверное, мне это пойдет на пользу, — сказал Глоуэн. — Здесь я давно места себе не нахожу».

Глоуэн затащил на борт запас провизии, залил баки питьевой водой, перезарядил аккумуляторы и без всяких церемоний отдал швартовы — шлюп отчалил от пристани Клаттоков.

Пользуясь двигателем, он проплыл вниз по течению к устью реки Уонн и, преодолев первые океанские валы, высокие и шумные на мелководье, вышел в открытое море. Отдалившись на полкилометра от берега, он поднял паруса и направился левым галсом на восток— этот курс в конечном счете привел бы его к вечно клубящемуся испарениями западному берегу Эксе.

Включив автопилот, Глоуэн уселся на корме, глядя на бурлящую кильватерную струю, на бескрайнее синее небо, на широкие пологие волны.

Берега Араминты превратились в лиловато-серый прочерк на горизонте и скоро исчезли. Ветер сменил направление — Глоуэну пришлось направить шлюп на северо-восток, настолько круто к ветру, насколько возможно.

Тянулись часы, и вокруг не было ничего, кроме ленивого синего океана, неба и, время от времени, парящей в просторах одинокой морской птицы.

Ближе к вечеру ветер начал слабеть; с заходом солнца наступил мертвый штиль. Глоуэн спустил паруса — лодка слегка покачивалась, поднимаясь и опускаясь на еще не совсем успокоившейся глади. Глоуэн спустился в каюту, приготовил себе миску рагу, поднялся с ней в кокпит и поужинал, закусывая хлебной коркой и прихлебывая из бутыли терпкий кларет Клаттоков, пока закатные цвета не растворились в сумраке неба.

На западном горизонте погасло последнее тусклое свечение; загорелись звезды. Глоуэн устроился поудобнее на скамье и принялся изучать созвездия. Кружевной лоскуток Пряди Мирцеи искрился над самым морем — на его фоне ярко выделялись Лорка и Синг. В зените мерцало сложное сочетание звезд, известное под наименованием «Персея с головой Медузы»; в нем выделялись два пламенно-красных светила, Каирре и Аквин, считавшиеся «глазами Медузы». В южной части неба Глоуэн нашел кружок из пяти белых звезд — так называемый «Наутилус». В центре кружка должна была быть желтая звезда десятой величины, слишком слабая, чтобы ее можно было заметить невооруженным взглядом: древнее Солнце. Где-то там неслась в пустоте на огромном крейсере «Глиссмара» маленькая Уэйнесс. Какой величины она показалась бы на таком расстоянии? Меньше атома? Внезапно заинтересованный этой задачей, Глоуэн спустился в каюту и занялся расчетами. Уэйнесс, стоящая на расстоянии ста световых лет, имела бы такую же угловую величину, что и нейтрон на расстоянии трехсот восьмидесяти метров.

«Таким вот образом, — с удовлетворением сказал Глоуэн. — Теперь я знаю».

Он вернулся в кокпит, посмотрел на небо, проверил, все ли надежно закреплено, и отправился спать, оставив шлюп на волю волн.

С утра проснулся попутный южный бриз. Глоуэн поставил паруса, и шлюп резво заскользил по рябистой глади на северо-восток.

В полдень на следующий день Глоуэн нашел в бинокль остров Турбен — неравномерное кольцо песка и вулканического туфа диаметром три километра, поросшее редкими серо-зелеными кустами терновника, среди которых было несколько искривленных ветром тимьяновых деревьев и пять долговязых, почти лишенных листвы дендронов-семафоров. В центре острова возвышалась полурассыпавшаяся базальтовая вулканическая пробка. Остров был окружен коралловым рифом, образовывавшим лагуну двухсотметровой ширины. В двух местах, с северной и с южной стороны острова, риф разрывался, что позволяло шлюпу зайти в лагуну. Спустив паруса, Глоуэн включил двигатель и направил шлюп через южный проход в рифе, против сильного отливного течения. Метрах в пятидесяти от берега он бросил якорь в воду настолько прозрачную, что она казалась увеличительным стеклом, выделяющим подробности дна — кривые пушистые бочонки кораллов, розовые морские цветы, темных бронированных моллюсков. Черт-рыба в сопровождении фалориалов подплыла, чтобы обследовать лодку, якорь и якорную цепь, после чего спокойно приготовилась ждать поодаль: рано или поздно кто-нибудь должен был выбросить мусор, окунуться в хрустальную воду или, в конце концов, просто свалиться за борт спьяну.

Пользуясь стрелой, Глоуэн поднял ялик из люльки и опустил его за борт. С величайшей осторожностью он шагнул в ялик, удерживая в руке бухту каната, один конец которого он уже привязал к голове форштевня. Запустив импеллер ялика, он направился к берегу, разматывая канат.

Ялик уткнулся носом в песок. Глоуэн спрыгнул на берег и вытащил ялик подальше — так, чтобы его не доставал прибой. Привязав канат к сучковатому основанию ствола терновника, Глоуэн тем самым дополнительно застраховал шлюп от внезапного шквала.

Теперь он мог позволить себе расслабиться и ничего не делать. Здесь не было никаких поручений, никакой службы, здесь от него никто ничего не требовал — поэтому он сюда и приплыл.

Глоуэн огляделся по сторонам. За его спиной были кусты терновника, несколько тимьяновых деревьев, редкая поросль ложных бальзамников, пара искривленных черных висельных дубков и бугор крошащегося базальта посреди острова. Перед ним — лагуна, казавшаяся невинной и безмятежной, со шлюпом на якоре. Справа и слева — одинаковые полосы белого песка с неровной серо-зеленой каймой терновника, плотно окружавшего тимьяновые деревья с длинными тонкими листьями, серебристыми снизу и алыми сверху. Легкий бриз рябил поверхность лагуны, заставляя кроны тимьяновых деревьев мерцать сполохами серебра и пламени.

Глоуэн сел на песок. Он слушал.

Тишина — кроме шелеста воды, чуть набегавшей на песок.

Глоуэн лег на спину и задремал, пригретый солнечным светом.

Шло время. Сухопутный краб ущипнул Глоуэна за щиколотку. Глоуэн встрепенулся, пинком отбросил краба и сел. Краб панически скрылся в песчаной норке.