Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

И тут, откуда ни возьмись, в таборе йипов появилась Спанчетта. Она сразу пристала к Чилке: «Как вы смеете угрожать простодушному неграмотному островитянину? Ваши обвинения безосновательны!» И еще: «Просто возмутительно и недопустимо, что вы берете на себя полномочия правоохранительных органов — причем после того, как вас сместили с должности!»»

Сесили слушала, как завороженная: «И что сказал на это Чилке?»

«Он сказал: «Сударыня, меня не смещали с должности, и я не брал на себя полномочия правоохранительных органов. Я беру на себя возвращение похищенного имущества, принадлежащего аэропорту — весьма дорогостоящего имущества, позвольте заметить».

Спанчетта заявила, что принципы важнее денег, но тут прибыли сотрудники отдела B — мой отец, Уолс Диффин и даже старый Бодвин Вук собственной персоной. Никто не согласился со Спанчеттой — даже Намур».

«И что сделают с вором?»

«Вышлют в Йиптон, не заплатив жалованье. Что еще можно с ним сделать? Но на этом дело не кончится. Теперь все собрались в таборе и обыскивают каждое помещение. О происходящем известили нового консерватора. Мне тоже следовало бы туда пойти, но моего отсутствия никто не заметит, а я предпочитаю проводить время в твоем обществе».

«Как великодушно с твоей стороны! Я ни за что не хотела бы пропустить Парилью из-за происков какого-то Сиско, а без тебя не успею наклеить все эти крылышки».

«По-моему, мы успеем».

«Да, кажется, получается неплохо».

Они уже изготовили четыре рамы из бамбуковых стеблей и натянули на них прозрачную пленку. Теперь они наклеивали крылья бабочек на пленку, предварительно разметив контуры узоров. Сегодня Сесили надела розовые рейтузы и серый свитер, не скрывавшие ее восхитительные формы, отчего Глоуэн находился в возбуждении. В конце концов он оказался рядом, когда она нагнулась над столом. Сесили почувствовала его близость и подняла голову с ожидающей полуулыбкой. Глоуэн страстно обнял ее и поцеловал с настойчивостью, на этот раз встретившей полное сочувствие. Долгое объятие закончилось — они стояли и смотрели друг на друга.

«Не знаю... — хрипло произнес Глоуэн. — То ли Арлес внушил мне эти мысли, то ли они сами приходят в голову. Так или иначе, с ними трудно справиться».

Сесили печально усмехнулась: «Не слишком лестное замечание. Можно подумать, что ты обвиняешь Арлеса в том, что я тебя соблазняю».

«Нет, нет! — торопливо возразил Глоуэн. — Я ничего такого не имел в виду. Просто...»

«Тсс! — приложила палец к губам Сесили. — Не нужно ничего объяснять. Объяснения только мешают. Вместо этого подумай».

«О чем?»

«Ну... например, об Арлесе».

Глоуэн недоумевал: «Пожалуйста, если тебе так хочется. Как долго я должен думать об Арлесе?»

«Одну секунду. Достаточно для того, чтобы понять, что у меня тоже есть чувства — несмотря на то, что Арлес мне никаких мыслей не внушал, — она отступила на шаг. — Нет, мне не следовало так говорить. Мама может заглянуть в любой момент... Так и есть — слышишь? Уже идет. Займись крылышками!»

Приближались быстрые решительные шаги. Дверь распахнулась, и в комнату действительно зашла Фелиция Ведер — миловидная, еще не пожилая женщина значительно крупнее Сесили, отличавшаяся от дочери некой врожденной безапелляционностью, внушавшей уверенность в том, что в любых поступках она руководствовалась неопровержимыми аксиомами, не подлежавшими обсуждению.

На какой-то момент Фелиция задержалась, чтобы оценить взаимное расположение Глоуэна и Сесили. Она заметила напряженность позы Глоуэна, порозовевшее лицо Сесили, ее слегка растрепанные локоны. Приблизившись к столу, Фелиция Ведер обратила внимание на разноцветные крылья бабочек: «Какие красивые! У тебя будет чудесный костюм, особенно когда он засверкает в лучах прожекторов! Мне так кажется, или здесь немножко душно и жарко? Почему вы не откроете окно?»

«Душновато, — признала Сесили. — Глоуэн, почему бы тебе... Нет, ни в коем случае! Поднимется ветер, крылья разлетятся, все узоры перемешаются!»

«И то верно, — согласилась Фелиция. — Что ж, у меня своих дел больше чем достаточно. Смотрите, приклейте все аккуратно, чтобы Флоресте ни к чему не придрался!»

Она ушла, но вскоре из коридора снова послышались шаги — на этот раз частые, торопливые и неровные. Сесили насторожилась: «Ябеда! Мама решила, что за нами нужно присматривать». Покосившись на Глоуэна, она добавила: «Надо полагать, для этого есть основания?»

Глоуэн скорчил гримасу: «Теперь она позаботится о том, чтобы мы никогда не оставались вдвоем».

Сесили рассмеялась: «Ничего у нее не получится... Хотя иногда мне хочется, чтобы все продолжалось так, как есть — день за днем, вечно!»

В комнату вбежала тоненькая девочка лет десяти, такая же курносая, как Сесили, с такими же каштановыми локонами. Сесили обернулась: «Привет, Ябеда! Что ты тут делаешь? Здесь водятся крысы и тараканы и прыгучие пауки».

«Мама говорит, что я должна вам помогать, и что Глоуэн должен сосредоточиться на работе, а не предаваться романтическим фантазиям. Мама как-то странно выражается в последнее время, тебе не кажется?»

«Очень странно. И ведет себя непредсказуемо. Она, конечно, заметила, что у Глоуэна есть поэтическое воображение, и если мы с тобой не будем каждую минуту указывать ему, что делать, он так и будет стоять с разинутым ртом и считать ворон».

«Гм. Ты думаешь, она про это говорила?»

«Разумеется».

«А когда наступит моя очередь давать указания Глоуэну?»

«Иногда, Ябеда, я подозреваю, что ты гораздо умнее, чем хочешь показаться, — строго сказала Сесили. — Ты ни в коем случае не будешь давать Глоуэну никаких указаний. До тех пор, пока он не выполнит все мои указания и не докажет тем самым, что совсем ручной. Теперь иди сюда и займись чем-нибудь полезным».

«А крысы и тараканы — они тут правда есть?»

«Не знаю. Загляни вон туда, в угол за коробками. Если что-нибудь на тебя выпрыгнет... Что ж, мы все будем знать, что туда не стоило соваться».

«Нет уж, я лучше тут постою».

«Ябеда у нас очень храбрая, — заметила Сесили Глоуэну. — Особенно когда дело касается насекомых».

«Я не очень храбрая, — возразила Ябеда. — На самом деле совсем не храбрая, хотя хорошо, конечно, что ты меня хвалишь. А еще в последнее время мне почему-то не хочется, чтобы меня называли «Ябедой». Ты слышишь, Глоуэн?»

«Слышу, слышу. А как же тебя называть?»

«Мирандой — ты же знаешь, как меня зовут! По-моему, девочке гораздо больше подходит имя «Миранда»».

«Вполне возможно, — согласился Глоуэн. — А кому, по-твоему, подходит прозвище «Ябеда»?»

«Кому, кому! Как только говорят «Ябеда», все почему-то думают про меня! Мне надоело».

«И почему бы все так думали, интересно? — задала риторический вопрос Сесили. — Ладно, придется принять во внимание твои пожелания. Тем более, что «Миранда» — красивое имя, подходящее для девочки, умеющей хорошо себя вести, а не для капризной ябеды вроде некоторых небезызвестных маленьких сестричек».