Джек Вэнс - Ночной огонь

Аэромобиль поднимался все выше и выше — на тридцать, на пятьдесят метров. Внизу, бессильно опустив плечи, стояли и смотрели вверх бойцы сливово-розовой фракции: они понесли поражение. Тем временем кавалеры синей фракции осторожно отступали вглубь заросшего сада — их задача была выполнена.

Поднявшись на сто метров, аэромобиль завис над набережной: Мэйхак искал какой-нибудь способ нанести ущерб врагам. Асрубал стоял в стороне, у самой воды; его бледное лицо четко выделялось на фоне черного костюма. Мэйхак с недоумением наблюдал за ним сверху. Асрубал занимался странной игрой: он подбрасывал высоко в воздух и ловил нечто вроде замотанной в тряпки куклы, болтавшей руками и ногами. Наконец он подбросил ее выше, чем раньше, но на этот раз даже не пытался ее поймать: кукла с глухим стуком упала на каменные плиты набережной. Асрубал подобрал неподвижный комок тряпок и перебросил его через балюстраду в реку — кукла исчезла в темной воде.

Джамиэль издала низкий возглас, полный нестерпимого ужаса; она схватила Мэйхака за плечо — тот обернулся. На заднем сиденье лежали две маленькие фигуры, закутанные в пеленки: один ребенок и одна кукла.

У Джамиэль началась истерика, она пыталась выпрыгнуть из машины. Мэйхак сдержал ее. «Вернись! — кричала она. — Спускайся, вернись! У него наш ребенок!»

«Теперь уже ничему не поможешь, — мрачно сказал Мэйхак. — Ребенок мертв. Если мы вернемся, нас всех убьют».

«Нужно что-то сделать! Неужели ничего нельзя сделать?»

«Не знаю, что тут можно сделать».

«Гарлета нет! — рыдала Джамиэль разрывающим сердце голосом. — Мегеры забрали его! Я видела, что они делали и ничего не поняла! Как это может быть? Почему люди способны на такое? Моего Гарлета нет!»

Ошеломленный, Мэйхак смотрел сверху на Асрубала и не верил своим глазам. Асрубал дин-Урд, мрачный и величественный, стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Прошло секунд десять — Мэйхак отвернулся. Аэромобиль взмыл под облака и полетел над Вкрадчивым лесом в направлении Флада.

Через некоторое время Джамиэль тихо спросила: «Что ты сделаешь?»

«Не знаю». Помолчав, Мэйхак прибавил: «Прежде всего нужно посадить тебя и Джаро на корабль, вылетающий в Лури».

«И что потом?»

Мэйхак вздохнул: «Наверное, мне придется улететь с вами. Ничто не воскресит бедного ребенка. В один прекрасный день я прикончу Асрубала — может быть, когда вернусь в Ромарт на собственном корабле».

Джамиэль молчала. Мэйхак достал из кармана вексель на триста тысяч сольдо и засунул его в кошель на поясе жены: «Пусть он лучше будет у тебя. Не забывай, вексель выписан на предъявителя. Любой может получить по нему наличные деньги. Не забывай также, что это бессрочный вексель: пока эта сумма остается на счету Урдов, на нее начисляются проценты, и сумма растет. Когда мы возьмем эти деньги, Асрубалу будет нанесен огромный ущерб».

«Мне от этого не легче».

«Нет, конечно. Но на этом неприятности Асрубала не кончатся; эти деньги помогут нам ему отомстить».

«Не возвращайся в Ромарт! — с тревожной настойчивостью сказала Джамиэль. — По меньшей мере, не сейчас! Ты не проживешь там и нескольких дней».

«Боюсь, что ты права. Но мы не беспомощны, и Асрубал получит по заслугам».

«Каким образом?»

«Когда мы прилетим в Лури, вот что следует сделать...»

Джамиэль внимательно выслушала его план: «Хорошо. Так и тому и быть». Через несколько секунд она повернулась, схватила ненавистную куклу и выбросила ее из машины. Кувыркаясь в воздухе, кукла исчезла под покровом темной листвы.

После полудня они уже приближались к космическому терминалу Флада. Мэйхак опустил машину на взлетное поле, где уже стоял «Лилиом», грузовой корабль конторы Лоркина.

Аэромобиль приземлился недалеко от корабля; Мэйхак занялся выгрузкой багажа, а Джамиэль с Джаро на руках взошла по трапу «Лилиома» в поисках стюарда.

У Мэйхака за спиной послышались тяжелые шаги. Он быстро обернулся: на него смотрели в упор четыре желтые, уродливые физиономии кочевников-локлоров. Мэйхака схватили; связав ему руки за спиной и накинув на шею веревочную петлю, локлоры потащили его в степь. В открытых воротах мастерской космодрома Мэйхак заметил коренастого чернобородого субъекта; подбоченившись, тот с явным удовольствием наблюдал за происходящим. Встретившись глазами с отчаянным взглядом Мэйхака, чернобородый тип приветствовал его ленивым взмахом руки и прокричал: «Удачи, приятель! Попляши с бабами на славу! Того и гляди, успеешь наплодить маленьких локлорчиков, пока они не обглодают твою вареную голову!» Веревка дернулась; Мэйхак едва удержался на ногах и больше ничего не слышал.

Локлоры бежали трусцой по степи; за ними, спотыкаясь, бежал со связанными за спиной руками Мэйхак. Табор локлоров оказался всего лишь в полутора километрах от космодрома. Конец веревки, сдавившей шею Мэйхака, привязали к колесу фургона. Прошел час; солнце опускалось к горизонту, озаряя облака желтым и оранжевым пламенем. Мэйхак пытался осторожно ослабить узел на шее, но безрезультатно. Локлоры медлительно занимались повседневными делами, но при этом не сводили глаз с пленника. Мэйхак изучал их внешность и повадки. Взрослые бойцы так называемой «третьей когорты» — мускулистые и грузные, почти на голову выше Мэйхака — носили свободные штаны до колен. Их ороговевшие горбатые носы переходили в шишковатые костистые гребни, пересекавшие покатые лбы и продолжавшиеся до затылка. Женщины красили лица грязновато-белой пастой и носили черные юбки, грязно-белые блузы и конические кожаные шапки с торчащими в стороны наушниками.

Над степью сгущались сумерки. На открытой площадке развели большой костер. Один из кочевников подошел к сидевшему у колеса Мэйхаку и взглянул на него сверху: «Пора плясать! Каждый, кого приводят в табор, пляшет с бабами. Они проворны — не зевай! А после пляски мы с тобой покончим — таковы полученные указания».

«Получите новые указания! — громко сказал Мэйхак. — Снимите с меня веревку и отведите обратно на космодром!»

Локлор с недоумением пожал плечами: «Сначала тебе придется плясать с бабами. Вода падает с неба и течет по земле сверху вниз. Пленники пляшут с бабами. Так заведено. Потом посмотрим, что с тобой делать».

Мэйхака подтащили к костру; там его ожидали шесть молодых женщин, находившихся в постоянном беспокойном движении — они подпрыгивали, сгибая и разгибая руки, мотали головами и оценивающе разглядывали Мэйхака, обмениваясь хрипловато-певучими возбужденными возгласами.

Мэйхаку развязали руки; с него сняли веревочную петлю. В то же время старуха стала извлекать стонущие звуки, водя смычком по единственной струне инструмента с высоким и узким резонатором. Звуки сливались в нечто вроде унылой монотонной мелодии с неравномерными акцентами; старуха подпевала: «Фам-дам-дам! Фам-дам-дам! Пора плясать, пора плясать вокруг трескучего костра! Пора плясать под черным небом ночи! Наш древний танец — древний, как песок степей! Древний, как огонь костров! Так испокон веков мы пляшем на Отмире!»