Джек Вэнс - Зов странствий. - Лурулу.

Монкрифа никто не приветствовал. Моргнув, импресарио посмотрел по сторонам, вверх и вниз. Практически весь зал управления был заставлен столами, заваленными, помимо знакомых Монкрифу устройств, аппаратурой неизвестного назначения.

Монкриф медленно двинулся вперед, ошеломленный окружившей его сумятицей форм, цветов и хитроумных механизмов. В застекленных шкафах хранились сотни чучел диковинных зверей, привезенных с далеких планет; манекены в характерных костюмах всевозможных рас Ойкумены стояли группами или имитировали выполнение работ, типичных для их культур. Повсюду — насколько можно было судить, в полном беспорядке — возвышались макеты сооружений различных эпох и народов. Здесь можно было заметить миниатюрные реплики скромных жилищ, павильонов и дворцов, небольших причудливых хижин и крепостей, сторожевых башен и горнолыжных баз. Под потолком на бронзовых цепях висели люстры, лампы и фонари сотен различных стилей, в том числе старинные, архаические и примитивные — все они горели, будучи оснащены надлежащими источниками света. В промежутках между манекенами, макетами и столами поблескивали металлом загадочные механизмы и электрические устройства. Под потолком вдоль стен тянулись полностью окружавшие помещение полки с рельсами — по ним двигались поразительно детальные модели автомобилей и локомотивов, причем некоторые из них время от времени издавали тихие гудки, звонки и свистки.

Монкриф отказался от дальнейших попыток объять и усвоить все многообразие этого хранилища театральных сокровищ. Он направился прямо к столу Скейма — объекту экстравагантной формы: поверхность шириной метра полтора почти полностью окружала сидевшего в центре распорядителя, словно стиснутого выпрямляющимися по бокам концами подковы.

Внимание Скейма сосредоточилось на страницах огромного тома, пестрящих изображениями модно одетых молодых женщин, внешность каковых не обязательно соответствовала расовым характеристикам бленков; торсы и конечности этих женщин были вычурно изогнуты в самых неестественных позах, а их наряды отличались чрезмерной стилизацией. Заведующий реквизитами был настолько поглощен изучением этих иллюстраций, что, казалось, не замечал Монкрифа, остановившегося прямо перед его столом.

Антрепренер изучал внешность распорядителя Скейма. Перед ним был человек характерной и необычной внешности. Так же, как Занк — и, по сути дела, так же, как Байярд — он мало напоминал типичного бленка; скорее всего, во всех этих людях присутствовала какая-то генетическая примесь. «Шимераты?» — спросил себя Монкриф, но не мог ответить на этот вопрос. У Скейма, высокого, худощавого и узкоплечего, с тонкими костлявыми руками и пальцами, было продолговатое, узкое и бледное лицо с тонким носом, широким, вечно кривящимся ртом и бледно-зелеными глазами под почти неподвижными бровями. На нем был свободный халат в темно-синюю и зеленую полоску, на шее распорядителя висела тонкая чугунная цепочка с большим сферическим опалом не меньше пяти сантиметров в диаметре, голову его покрывала лихо сдвинутая набекрень темно-бежевая шляпа с плоской тульей и чрезвычайно широкими полями.

Наконец Скейм осознал присутствие Монкрифа. Захлопнув огромный том, он повернулся на шарнирном стуле: «Прошу прощения, сударь! Я погрузился в размышления. Могло возникнуть впечатление, что я не замечал ничего вокруг. Так или иначе, теперь я могу посвятить свое внимание вам, целиком и полностью. Чем я могу вам помочь? Но прежде всего — садитесь! Снимите со стула ажурный плащ из ангельских перьев — да-да, тот самый! — и воспользуйтесь сиденьем по назначению, после чего мы сможем перейти к обсуждению интересующего вас вопроса».

Монкриф выполнил полученные указания и представился: «Меня зовут Марсель Монкриф, я руковожу известной труппой Чародея Монкрифа. Нам выделили время для представления — мы будем выступать уже послезавтра. Распорядитель Занк посоветовал мне сразу проконсультироваться с вами по поводу сценических реквизитов, которые могли бы нам потребоваться».

«Да-да, разумеется. Какого рода программу вы имеете в виду?»

«Мы представим сюиту из трех номеров, различных по характеру. Надеюсь, это не слишком обременит ваши ресурсы».

Скейм улыбнулся, покачал головой и прикосновением пальца заставил волноваться широкие поля своей шляпы: «Маловероятно! Здесь, в «Треванионе», мы можем воспроизвести практически любые сценические эффекты — морские бои, разрушения великих городов, схватки фантастических чудовищ невероятных размеров, а также астрономические зрелища, такие, как столкновения черных дыр, взрывы сверхновых и прочие галактические катаклизмы — с помощью голографических проекторов, как вы понимаете. Короче говоря, мы можем подготовить любые требуемые декорации в кратчайшие сроки».

«У вас поистине впечатляющие возможности!» — с почтением заметил Монкриф.

Скейм рассмеялся — почти как шаловливый ребенок: «Так может показаться, хотя наша основная система предельно проста. Если хотите, я могу ее объяснить».

«Было бы очень любопытно узнать!»

Скейм выпрямился на стуле: «Овальную в плане сцену «Треваниона» пересекает, вдоль продольного эллиптического диаметра, высокий экран — стена, если хотите. Пока используется половина овала, обращенная к зрителям, рабочие сцены устанавливают на другой половине декорации, предусмотренные либретто следующего номера, используя любые из тысяч реквизитов, хранящихся у нас на складах. По окончании каждого номера занавес опускается и сцена поворачивается — когда занавес снова поднимают, зрители видят новые декорации. Вот и все. А теперь, если вы предоставите мне сведения, относящиеся к вашей труппе и к вашему представлению, а также описание декораций, которые потребуются при исполнении каждого номера, я приступлю к составлению инструкций».

Монкриф изложил сущность своего сценария. Когда он закончил, Скейм поразмышлял несколько минут, после чего сказал: «Последовательность ваших номеров, насколько я ее понимаю, весьма изобретательна. Контраст настроений между первым и вторым номерами произведет желаемый эффект. Первый эпизод может произвести странное, гипнотическое впечатление; события разворачиваются с неизбежностью судьбы».

«Рад слышать, что вы одобряете мой замысел», — скромно отозвался Монкриф.

Скейм кивнул, что снова заставило волноваться поля его шляпы: «Во втором номере создается новая атмосфера: веселая и радостная, как забавы детей на поляне. усеянной желтыми и белыми цветами! Идея трех девушек, пытающихся оживить мраморную статую — со всеми ее эротическими обертонами — завораживает. Завершающий эпизод, в котором девушки, танцуя, убегают по цветущему лугу, а статуя — теперь уже ожившая и возбужденная страстью — стремится их догнать, но шатается, спотыкается и падает в тростниковые заросли, протягивая руку к недостижимым девичьим силуэтам, скрывающимся за горизонтом... да, это заставит дрогнуть струны многих сердец».