Пол Андерсон - Возмездие Эвелит [сборник]

Флаер возвращался. Он двигался по спирали. Сколько их там в вышине и сколько миль укрытой ночью Земли они прочесывают? В душе его трясло не столько от страха, сколько от боли одиночества. Жизнь на Холате подчинялась строгим порядкам и обычаям; сдержанная учтивость между молодыми и старшими, мужчиной и женщиной, спокойная пантеистическая религия [5] Пантеизм — религиозное учение, отождествляющее Бога с природой и рассматривающее природу как воплощение божества. , семейные обряды по утрам и вечерам — все находилось на своем месте в равновесии, гармонии, уверенности, каждодневном знании, что жизнь — это одно огромное целое. А сейчас его бросили во тьме чужой ночи, за ним охотились, как за диким зверем.

Установленный образ жизни не был в тягость, ибо накопившееся напряжение всегда можно было сбросить то ли в погоне за дичью, то ли во время фривольной ярмарочной пирушки, где семьи встречались для торговли, чтобы обсудить вопросы политики и женитьбы молодых, выпить и повеселиться. Но здесь, этой ночью…

Штуковина над ним опустилась ниже. Мышцы Сариса окаменели, а в душе все пылало. Пусть только окажется в пределах досягаемости, тогда он перехватит управление и разобьет ее о землю!

К этому моменту он был вполне способен убить. В холатанских семьях отсутствовала власть одного из членов семьи. Не было суровых отцов или вредных братьев, все они были одним целым. Но если член семьи обнаруживал настоящий талант, то все остальные щедро поощряли его занятия музыкой, искусством или размышления. У Сариса способности проявились еще в детстве. Позже он поступил в один из университетов.

Там он пас скот, мастерил инструменты, драил полы, расплачиваясь за привилегию валяться в хижине какого-нибудь философа, художника или мастера по дереву, спорить с ними и набираться знаний. Особым чутьем он отличался в естественных науках.

У них на Холате были собственные знания, — как бы оправдываясь, подумал он, в то время как металлическая смерть медленно спускалась в его сторону. — Книги переписывались от руки на пергаменте, но они были полны здравого смысла. Знания по астрономии, физике и химии по сравнению с человеческими выглядели элементарными, однако они были верны. Биологические науки, разведение животных, понимание и использование экологии были по крайней мере на уровне, а возможно, и опережали земные там, где, кроме линзы и скальпеля, другие инструменты не были нужны. А математики Холата обладали врожденными способностями, которые намного превосходили возможности любого человека.

Сарис вспомнил, как был поражен Лангли, когда увидел, с какой скоростью он овладел английским, как малыши изучают неевклидову геометрию и теорию функций. Землянин посетил различные философские школы, послушал происходящие там оживленные дискуссии и с некоторым сожалением признал, что строгость холатанской логики и ее высокоразвитая семантика делают их инструментом намного более ценным, чем что-либо подобное, созданное его собственной расой. И именно философ, который первым разъяснил связь дискретных функций с этикой, предложил ключевые усовершенствования в электронных цепях «Эксплорера».

Флаер парил, словно хищная птица, изготовившаяся ринуться на жертву. Все еще вне пределов досягаемости… У них должны быть датчики, возможно инфракрасные, которые укажут на его присутствие. Он не отваживался даже пошевельнуться.

Безопасней всего для них было бы сбросить бомбу. Лангли рассказывал ему о бомбах. И это стало бы его концом — вспышка и грохот, которые он даже не смог бы почувствовать, распыление и тьма навсегда.

Что ж, — подумал он, ощущая, как слабый грустный ветерок теребит его усы, — ему не о чем сожалеть. Это была хорошая жизнь. Он был одним из бродячих ученых, скитающихся по всему свету. Ему неизменно были рады за новости, которые он приносил, сам он всегда подмечал что-то свежее в разнообразии в основном подобных культур, испещривших планету. Такие, как он, объединяли ее. Позже он осел, основал семью, преподавал в университете Танец-солнца-сквозь-дождь… И даже если быстрая смерть придет к нему в этом незнакомом мире, все равно жизнь была к нему добра.

Нет-нет! Он резко собрался с мыслями. Ему нельзя умирать, пока нельзя. До тех пор, пока он не узнает больше, пока он не будет уверен, что эти бледные безволосые чудовища не страшны Холату, или не будет знать, как предупредить и защитить родную планету. Он собрался в комок, готовый сорваться с места и бежать.

Воздушный корабль опустился так быстро, что у Сариса захватило дух. Силовые поля его мозга протянулись к кружащимся электромагнитным потокам. Он уже хотел было перехватить их, но, вздрогнув, передумал.

Нет. Погоди. Должен быть лучший способ.

Флаер приземлился в поле, в добрых ста ярдах от него. Сарис еще больше подтянул под себя руки и ноги. Сколько их там?

Трое. Двое выбирались из машины, третий остался внутри. Он не мог их увидеть за высокими колосьями, но чувствовал, что один из них несет какой-то прибор, нет, не оружие, а значит — детектор. Слепые в темноте, они все равно могли его обнаружить.

Конечно, они не были уверены, что это именно Сарис. Их прибор с таким же успехом мог засечь случайное животное или человека. Он почуял острый запах адреналина — они боялись.

Стремительным скользящим движением он взобрался на берег и нырнул в колосьях.

Кто-то вскрикнул. Сгусток энергии полетел в его сторону. Там, куда угодил выстрел, вспыхнули растения, запах озона ударил ему в нос. Его мозг не мог контролировать оружие, так как уже держал выключенными двигатель и радиопередатчик судна.

Едва ощутив луч, что скользнул по его ребрам, оставив полосу опаленной шерсти, он набросился на ближайшего человека. Тот упал, Сарис разодрал ему горло и отпрыгнул в сторону, когда в него выстрелил второй.

Кто-то закричал — во тьме раздался истошный вопль. На носу флаера застучал пулемет, рассыпая вокруг свинцовый град. Сарис вспрыгнул на крышу аппарата. Остававшийся снаружи человек зажег фонарь, пытаясь поймать его лучом. Холатанин хладнокровно оценил расстояние. Слишком далеко.

Снова соскользнув на землю, он мяукнул. Лучи фонарика и лазера вонзились в то место, где он только что находился. Сарис в три прыжка покрыл разделяющее расстояние. Поднимаясь на ноги, он с силой ударил рукой и почувствовал ладонью, как хрустнули шейные позвонки.

Теперь — флаер! Он посопел перед дверью. Та была заперта, а замок был сугубо механический, и слабой энергии его мозга не хватало, чтобы его открыть. Сарис чувствовал ужас, охвативший человека, съежившегося внутри.

Ладно… Он подобрал один из валявшихся бластеров. Какое-то время он изучал его, используя основной принцип, что назначение определяет форму. Ладонь обхватила рукоять, палец нажал на курок, и с другого конца выплеснулось пламя… так, вот этот рычажок на стволе должен регулировать мощность луча. Он попробовал и был вознагражден за правильный ход своих рассуждений. Возвратившись к флаеру, он расплавил дверной замок.