Пол Андерсон - Возмездие Эвелит [сборник]

— Не выйдет. А теперь слушайте.

Лангли как можно быстрее отбарабанил все, что знал. Наступило тягостное молчание. Затем Чантавар медленно произнес:

— Вы можете это доказать?

— Вы можете доказать все сами. Изучите те же документы, что и я. Арестуйте всех центаврийских агентов, каких только найдете, и допросите их — некоторые находятся на содержании у фриман. Представьте факты и предложения «Технону», попросите его переоценить ситуацию. Он должен знать, сколько будет дважды два!

— Вы… может быть, правы, Лангли. Может быть, вы и правы…

— Можете биться об заклад, что я прав. Фриманам от нас нет никакого толку. Мы для них такие же чудовища, как и они для нас, а война, которую они были вынуждены вести, убедила их в том, что мы еще и опасны с головы до ног. Их целью является, ни много ни мало, полное уничтожение человеческой расы. Не исключено, что я ошибаюсь, но ведь вы не можете позволить себе роскошь рисковать?

— Нет, — тихо ответил Чантавар. — Похоже, что не можем.

— Отловите Бранноха. Он болтается где-то тут, поблизости. И вы, и он, и Сообщество — все планеты должны похоронить свои маленькие амбиции. Если вы этого не сделаете, с вами все кончено. Вместе вы сможете противостоять чему угодно.

— Нам понадобится этот самый нейтрализатор.

— Нет, не понадобится. Вы не можете завоевать планету таких размеров, но вы можете вернуть жителей Фрима обратно и объединенными силами не выпускать их оттуда. И последнее: вам будет полезно знать, что где-то там, в Галактике, есть планета свободных людей с оружием, которому вы не в силах противостоять. Это может даже навести вас на мысль о собственном освобождении.

До свидания, Чантавар. Удачи!

Он выключил радио и встал, неожиданно ощутив полнейшее спокойствие.

— О'кей, — сказал он. — Поехали.

Валти бросил на него странный взгляд. Только позже, вспоминая, он понял, что так люди смотрят на своих лидеров.

— Лучше всего сначала отправиться на Тау Кита и поставить Сообщество — настоящее Сообщество — в известность.

— Да, — согласился Лангли. — Затем на Холат, чтобы поставить защиту, которую мы им обещали. Ты возвращаешься домой, Сарис.

Огромная темная голова потерлась об его колени.

— А потом? — спросил Валти. Его пальцы устанавливали элементы управления в положение для прыжка.

— А потом, — сказал Лангли, жизнерадостно рассмеявшись, — мы с Марин отправимся на поиски мира, где мы сможем чувствовать себя дома!

— Вы не будете против, если я составлю вам компанию? — прошептал Валти.

Марин сжала руку Лангли. Они были заняты друг другом и ничего не видели вокруг. А когда они снова посмотрели по сторонам, в небе сияло новое солнце.

— Песню, «Чарли»! Давай песню!

— Да, «Чарли»!

Вся компания была пьяна, и младшие офицеры у дальнего конца стола вели себя только немного шумнее, чем их командиры, сидевшие рядом с полковником. Ковры и драпировки не могли заглушить криков, топанья сапог, ударов кулаков по столу и нескончаемого стука поднимаемых кубков. От всего этого грохота содрогались каменные стены. А тени свисавших вдоль них полковых знамен шевелились, словно бы присоединяясь к общему хаосу. Ниже в свете фонарей и пылающего камина мерцали трофеи и оружие.

Осень в Эко-Саммит наступает рано, и снаружи стояла непогода, выл ветер вдоль сторожевых башен, яростно хлестал дождь во дворе. Эхо гулко отдавалось в каменном здании, слышалось во всех коридорах, словно подтверждая легенду, будто ежегодно в ночь на девятнадцатое сентября умершие выходят из своих могил и собираются сюда — они стремятся присоединиться к пиршеству, но забыли, как это сделать. Никто здесь или в солдатских казармах особенно над этим не задумывался, разве что майор из отряда заклинателей. Третья дивизия, кугуары, была известна как самая необузданная во всей армии Тихоокеанских штатов Америки, а в этой дивизии самым отчаянным был полк «непосед», занимавший форт Накамуру.

— Давай, парень! Запевай. Если у кого во всей этой чертовой Сьерре есть голос, то только у тебя, — крикнул полковник Макензи. Он расстегнул воротник своего черного кителя и откинулся назад, расставив ноги, с трубкой в одной руке и стаканом виски в другой; самый толстый из всех, с голубыми в морщинках глазами на обветренном лице; его коротко стриженые волосы поседели, но усы остались вызывающе рыжими.

— «Чарли мой любимец, мой любимец, мой любимец», — пропел капитан Халс. Он остановился, когда шум немного затих.

Молодой лейтенант Амадео встал, улыбнулся и затянул всем им хорошо знакомую песню:

— Полковник, сэр! Прошу прощения.

Макензи круто повернулся, глянул в лицо сержанта Эрвина ибыл поражен.

— Да?

— Только что получено сообщение, сэр. Майор Шпейер просит вас, очень срочно.

Шпейер, не любивший пьянствовать, добровольно вызвался сегодня дежурить; в противном случае пришлось бы бросать жребий. Вспомнив последнее послание из Сан-Франциско, Макензи похолодел.

Компания продолжала хором вопить, не обращая внимания на то, что полковник выколотил свою трубку и встал.

Все истинные кугуары убеждены, что, даже залившись вином до самых бровей, они способны действовать лучше любых других вояк, хотя бы и совершенно трезвых. Макензи проигнорировал звон в ушах, забыл о нем. Он прямо прошагал к двери, по пути автоматически сняв с полки свое оружие. Песня преследовала его и в коридоре:

Подпевайте!

Коридор был освещен редкими фонарями. Прежние командиры следили со своих портретов из призрачной полутьмы за полковником и сержантом. Шаги отдавались здесь особенно гулко.

Макензи прошел между двух полевых орудий, стоявших по краям лестницы, — они были захвачены в Рок-Спрингсе во время войны в Вайоминге поколение назад — и поднялся наверх. Подъем был тяжеловат для него в его нынешнем возрасте. Но лестница была старинной, высеченной из гранита Сьерры, и должна была быть такой массивной, потому что здание являлось своеобразным символом нации. Не одна армия сражалась здесь, прежде чем в Неваде наступил мир; гораздо больше молодых людей, чем Макензи хотелось бы думать, ушли с этой базы, чтобы сложить головы в бою с разъяренным противником.