Юрий Никитин - Рождение Контролера

Когда погрузились в кузов, а Куцардис быстро погнал грузовик в прежнем направлении, Ингрид вдруг строго спросила:

– Отпустил его зачем?

– Оспариваешь? – спросил я с интересом.

Она огрызнулась:

– Я не оспариваю действия вышестоящего по должности, но… приказы должны быть понятными!

– Ему понятны, – ответил я. – А тебе я какой отдал непонятный приказ? Или должен отчитываться перед вами, капитан?

Она вытянулась, отчеканила:

– Никак нет, командир!

Левченко, как и другие, поглядывали на меня с опасливым уважением. Я подумал, что либо воинская дисциплина тому причиной, либо я в самом деле сумел сказануть таким тоном, что прониклись.

– Это мое решение, – произнес я веско. – Если будут вопросы у моего непосредственного руководства, я ему изложу. Если не изволю, то и ему не изложу. Вы забываете, что если меня уволят с этой гребаной службы, то не подметать улицы пойду, а надену белый халат профессора и пойду руководить престижнейшей лабораторией, где даже у последнего лаборанта тест на интеллект выдает такую цифру, что лучше не показывать некоторым генералам, что нас курируют!.. Вопросы есть?

– Нет, – ответил Левченко поспешно. – Никаких вопросов, командир!.. Вам виднее.

Куцардис даже голову втянул, блин, я в самом деле начинаю командовать, это не только их вымуштрованность, это я становлюсь настоящим доминантом, кто бы подумал.

Там, в Центре Мацанюка, вообще как бы нет доминантов, все мы одинаковые от докторов до лаборантов, а доминирует над всеми Ее Величество Наука, светлейшая и властнейшая, ей нельзя не подчиняться, потому что ее авторитет непоколебим и незыблем, а мы все перед нею у ее подножия всего лишь мелкие и радостно служащие ей, добровольно вписавшиеся в рабство.

А популяцию, вдруг сказал другой голос в черепе, суровый и холодный, конечно же, надо снижать всеми способами. Вообще-то в деторождении необходимости нет вовсе. Те ученые, что работают сейчас, через десять-двадцать лет решат проблему бессмертия, это согласно всем исследовательским и прогностическим центрам, что в этом как раз сходятся.

В крайнем случае, если что-то затормозится, на помощь стареющим ученым придут те, кто сейчас даже не в детских садиках, а в школах. Причем в старших классах. Так что и с тем взрослым населением, которое уже есть, неизвестно, что делать. Оно же взбесится от безделья, так как всю работу возьмет на себя автоматика. Куда уж рожать новых, бессмыслица какая-то…

Челубей как самый бесхитростный, сказал беспечно:

– Профессор, вон Ингрид хочет сказать, у вас такой вид, словно гелиоцентрическую систему Птоломея открыли. Что-то важное? И для нас, я имею в виду?

Я покачал головой.

– Нет, нам важно поскорее добраться до Эль-Кефа. Ты женат?

– Было такое, – ответил он. – Но как-то легко пришло, легко ушло.

– Дети?

– Не успели, – ответил он. – Вот выйду в отставку…

– Не заводи, – посоветовал я. – Не делай их несчастными.

Он спросил настороженно:

– Почему?

Я заметил, что и остальные слушают заинтересованно и с таким же недоумением, поинтересовался:

– А кто заметил, как быстро и без шума закрыли готовый к выходу на рынок продукт «Искусственная матка»? Все опыты стопроцентно удачны: занятые работой и вообще занятые мужчины и женщины воспрянули от великолепной возможности поместить оплодотворенную яйцеклетку в эту матку, а через девять месяцев получить абсолютно здорового младенца…

– Ну-ну, – сказал Челубей, – можно вообще без женщины обойтись? Здорово…

– Но проект исчез, – ответил я. – Даже не проект, а был уже готов экспериментальный экземпляр. Дело было за малым, всего лишь пустить в массовую разработку и продажу.

– И чего? – спросил Челубей в нетерпении.

– Все исчезло, – сообщил я. – Пошли слухи, что некие олигархи купили и… закрыли, хотя для олигархов такое неестественно, за высокую прибыль они и мать продадут, как сказал великий пророк Карл Маркс.

Левченко пробормотал:

– А верно, даже упоминания исчезли.

– Что и понятно, – объяснил я, – с таким гаджетом детей станут заводить и те женщины, которые из-за успешной карьеры отказывались от беременности. Но кому нужно резкое увеличение рождаемости в мире, где как раз требуется резкое снижение населения?

Они ошарашенно переглядывались, Ингрид сказала зло:

– Наш профессор… подчеркиваю на всякий случай, не командир, а профессор, подводит базу под свое людоедское «их восемь миллиардов бегает!»

– Ну, – ответил я, – можно понять и так. Я сам, честно говоря, об этом не думал, однако, полагаю, как сознательный член общества людей я правильно понимаю тенденцию к уменьшению населения.

Она сказала еще злее:

– Тогда террористы делают хорошее дело? С этим вирусом, что убьет миллионы? Может быть, им просто не мешать?

– Не-е-ет, – ответил я, – так убьют и умных, а умные нужны. Разве мы сейчас с вами не чистим род людской от мусора? Хоть одного ученого убили?..

– Убили, – проговорил снизу тихонько Затопек. – Четверых.

Я отмахнулся.

– Они были на стороне Дарта Вейдера из Мордора. Такие еще хуже мелких бандитов. От мелких мелкий вред, а от крупных крупный.

Ингрид отрезала:

– Все люди заслуживают право на жизнь! Так, в целом. Я не беру наши случаи…

– Как высокопарно, – буркнул я. – Капитан, вы сами в это верите?

– Это неважно, – возразила она. – Главное – следовать инструкциям.

Я покрутил головой.

– Мне кажется, все человечество выжило только благодаря таким правильным, как вы, капитан. Которые правильные по жизни и которые следуют инструкциям.

Она поморщилась.

– А где же вы, профессор, в этой картине?

Все слушали с интересом, даже Куцардис навострил уши. Я ответил с горделивым смирением:

– Я? Я среди тех, кто выживших питекантропов дотащил до этого уровня и так же уверенно затащит в сингулярность. То есть среди тех, кто пишет инструкции.

Она фыркнула.

– Скромность не будет украшать сингуляров?

– Не будет, – согласился я.

– А что будет?

Я двинул плечами.

– А зачем сингулярам украшения?

Они умолкли, переглядываются, такого командира у них еще не было, и хотя командир у них Левченко, а я вроде проверяющего, что-то вроде контролера, но чувствуют что-то тревожно-непонятное, что вместе со мной приходит в их жизни.

Я посмотрел на Тунис с высокой орбиты, этот регион из богатой и благополучной страны превращается в нечто вроде Сомали, но Тунис все еще богат, два года назад ВВП был больше ста миллиардов, а это почти десять тысяч долларов на каждое рыло, бегающее здесь в стране, или, как говорят вежливо, на душу населения.

Тунис сто лет был колонией Франции, та настроила домов, проложила дороги, создала и наладила экономику, а так как в Тунисе условия получше, чем во Франции, то и зажили тунисцы богаче французов… на несколько десятков лет, пока не восхотелось чего-то вообще красивого, возвышенного и необыкновенного, вроде всемирного халифата.