Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

– Ты не хочешь жениться здесь.

– Не знаю, Суорд.

– И как понимать твое «не знаю»?

– Вряд ли кто из Вечерних женщин захочет выйти за меня, – сказал он, стараясь не лгать. – Мне ведь это известно. Им нужно, чтобы ты выбрал кого-нибудь из местных. А я здесь чужак.

– Они тебя не знают, – проговорил Суорд с неожиданной умоляющей нежностью. – У нас уходит много времени, чтобы как следует узнать человека. Мы слишком долго прожили на нашей Скале. У нас в венах вместо крови морская вода. Но они увидят… и узнают тебя, если ты… если ты останешься… – Он отвернулся и через некоторое время еле слышно добавил: – Если ты уйдешь, можно мне будет уйти с тобой?

– Я не ухожу, – сказал Хадри. Он подошел к Суорду, погладил его волосы и лицо, поцеловал. Он знал, что Суорд не сможет уйти с ним, не сможет жить на материке, в Окете – из этого ничего не выйдет. Но это означало, что он должен остаться здесь, с Суордом. И от этой мысли у него под сердцем разлился щемящий холод.

– Сасни и Дуун, – сказал наконец Суорд, снова став самим собой – собранным и сильным, – любовницы уже с тринадцати лет. Сасни может выйти за меня, если я сделаю ей предложение и если в ее Дневном браке останется Дуун. Мы сможем составить с ними седорету, Хадри.

Оцепенение некоторое время не давало Хадри ответить; он сам не мог понять, что за чувство испытывает, о чем думает.

– Кто такая Дуун? – выдавил он наконец. У него еще оставалась слабая надежда, что она и есть та самая женщина, с которой он разговаривал на крыше прошлой ночью – как ему показалось, в другом мире, во владениях тумана, тьмы и истины.

– Ты ее знаешь.

– Это не она вчера откуда-то вернулась?

– Нет, – отрезал Суорд, слишком напряженный, чтобы удивляться тупости Хадри. – Она возлюбленная Сасни, дочь Ласуду из Четвертого седорету. Невысокая, очень худая и мало разговаривает.

– Да я ее не знаю! – с отчаянием воскликнул Хадри. – Я не могу их различить, и они со мной не разговаривают!

Он прикусил губу и перешел на другой конец лодки, где застыл, сунув руки в карманы и опустив плечи.

Настроение Суорда совершенно изменилось. Когда они добрались до шлюза, он радостно барахтался в илистой воде, убеждаясь, что все механизмы в порядке, а потом развернул парус и направил лодку, подгоняемую попутным ветром, обратно к большому каналу.

– Пора и тебе понюхать морского ветра! – крикнул он Хадри и развернул лодку на запад – вверх по каналу в открытое море. Прикрытое легкой дымкой солнце, насыщенный солеными брызгами свежий ветер, страх глубины, усталость от управления лодкой под умелым руководством Суорда и восторг триумфа, когда он на закате направил ее обратно в канал, залитый золотисто-красным светом, а над их головами с криками кружили огромные стаи ходулочников и болотных птиц, – все это в конце концов обернулось для Хадри замечательным днем.

Но радость покинула его, едва он снова оказался под крышами Меруо, в темных коридорах и низких, широких и темных комнатах, которые все смотрели на запад. Они разделили ужин с Четвертым и Пятым седорету. На родной ферме Хадри их с Суордом обязательно стали бы поддразнивать, если бы они вернулись только к ужину, проведя весь день вне дома и не сделав за все время никакой работы. Здесь же никто их не поддразнивал и никто над ними не подшучивал. Если кто и возмущался, то не показывал своих чувств. А может, никакого возмущения и вовсе не было, потому что все очень хорошо знали и взаимно доверяли друг другу, как доверяют собственным рукам, – не задавая вопросов. Даже дети здесь шутили и ссорились меньше, чем Хадри привык видеть. Разговоры за длинным столом всегда велись негромко, а многие вообще молчали.

Накладывая себе еду на тарелку, Хадри высматривал среди них женщину, с которой разговаривал ночью. Может, то была Эсбуай? Вряд ли. Рост подходил, но Эсбуай очень худая и держит голову особенно высокомерно. Той женщины здесь не было. Возможно, она из Первого седорету. А кто из этих женщин Дуун?

Вот она – невысокая, рядом с Сасни. Теперь он ее вспомнил. Она всегда рядом с Сасни. Он никогда с ней не разговаривал, потому что из всех местных женщин именно Сасни унижала его с особой ненавистью, а Дуун всегда была ее тенью.

– Иди сюда, – сказал Суорд, обойдя стол и усевшись рядом с Сасни. Он сделал жест, приглашая Хадри сесть рядом с Дуун. Тот повиновался. «Я стал тенью Суорда», – подумал он.

– Хадри говорил, что никогда не разговаривал с тобой, – сказал Суорд, обращаясь к Дуун. Та слегка съежилась и пробормотала что-то неразборчивое. Хадри увидел, как лицо Сасни вспыхнуло гневом, и все же на нем, когда она взглянула Суорду в глаза, промелькнул намек на вызывающую улыбку. Они были очень похожи. И стоили друг друга.

Суорд и Сасни принялись разговаривать – о ловле рыбы, о шлюзах, – а Хадри в это время ел. После проведенного на воде дня его обуял волчий аппетит. Дуун, закончив есть, просто сидела и молчала. У обитателей Скалы развилась способность оставаться совершенно неподвижными и молчаливыми – совсем как у хищных животных или птиц-рыболовов. На ужин была, разумеется, рыба – как всегда. Меруо некогда было богатым владением и все еще сохраняло манеры богатых людей, хотя и не сумело сохранить само богатство. Продление большого канала и вычерпывание из него ила с каждым годом отнимало все большую долю их доходов, а море все так же неумолимо отступало от дельты. У них имелся большой рыболовный флот, но корабли в нем были старые, многие капитально отремонтированные. Хадри как-то спросил, почему они не строят новые, ведь над сухим доком возвышалась большая судоверфь; Суорд объяснил, что их разорит стоимость одной лишь древесины. Имея в активе только один урожай со сдаваемых в аренду полей, рыбу и моллюсков, они были вынуждены платить за все прочие продукты, одежду, древесину и даже за воду. Колодцы на многие мили вокруг Меруо были солеными, поэтому к нему из деревни на холмах был протянут акведук.

Однако свою дорогую воду они пили из серебряных кубков, а вечную рыбу подавали к столу в мисках из древнего полупрозрачного голубого эдийского фарфора. Хадри очень боялся разбить одну из них, когда мыл посуду.

Сасни и Суорд продолжали разговор, а Хадри сам себе казался угрюмым болваном, потому что молча сидит рядом с девушкой, которая тоже молчит.

– Я сегодня впервые выходил в море, – выдавил он наконец, ощутив, как кровь приливает к щекам.

Дуун лишь хмыкнула и уставилась в свою пустую тарелку.

– Можно принести тебе супа? – спросил Хадри. Здесь трапеза традиционно завершалась супом – разумеется, рыбным.

– Нет, – отрезала она, нахмурившись.

– На моей ферме, – пояснил он, – люди часто приносят друг другу еду – это считается вежливостью. Извини, если это тебя оскорбило.