Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

– Я еще ни разу не видел вас в доме, – сказал он.

– Верно. А чем я занимаюсь? Пожалуй, беспокоюсь о Меруо. О своих детях… Но сейчас я не хочу об этом думать. Как вы познакомились с Суордом?

Они еще говорили, когда туман начал едва заметно светлеть – восходила луна. Стало очень холодно. Хадри дрожал.

– Идите, – велела она. – Я-то к холоду привычна. А вы идите спать.

– Подморозило. Вот, смотрите, – сказал он, проводя пальцем по серебряным от инея перилам. – Вам тоже лучше пойти в дом.

– Скоро пойду. Спокойной ночи, Хадри. – Когда он повернулся, она сказала (или ему послышалось?): – Я подожду прилива.

– Спокойной ночи, Аннад. – Он произнес ее имя с робостью и нежностью. Ах, если бы и остальные были бы такими же, как она…

Он улегся рядом с неподвижным и восхитительно теплым Суордом и заснул.

На следующий день Суорду предстояло работать в бухгалтерии, где Хадри оказался бы совершенно бесполезен и лишь путался бы под ногами. Он воспользовался этим шансом и, расспросив нескольких угрюмых и надменных женщин, узнал, где сейчас Дуун – в цеху, где вялили рыбу. Он спустился к докам и отыскал ее. К его счастью – если это считать счастьем, – она обедала в одиночестве, греясь у воды под слабым солнцем.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказал он.

– Зачем? – буркнула она, даже не взглянув на него.

– Честно ли выходить за того, кто тебе даже не нравится, чтобы выйти за того, кого любишь?

– Нет! – яростно отрезала она, все еще глядя вниз. Потом попыталась сложить мешочек, в котором принесла еду, но у нее слишком дрожали руки.

– Тогда почему же ты хочешь это сделать?

– Почему ты хочешь это сделать?

– Я не хочу. Хочет Суорд. И Сасни.

Она кивнула.

– Но не ты?

Она отрицательно тряхнула головой. Глядя на ее смуглое лицо, Хадри понял, что она еще очень молода.

– Но ты любишь Сасни, – немного неуверенно произнес он.

– Да! Я люблю Сасни! Всегда любила и всегда буду любить! Но это не означает, что я – я! – обязана делать все, что она говорит, все, что она хочет… что я должна… – Она уже смотрела ему в глаза, ее лицо пылало, голос дрожал и прерывался. – Я не принадлежу Сасни!

– Что ж, я тоже не принадлежу Суорду.

– Я ничего не знаю о мужчинах, – заявила Дуун, все еще прожигая его взглядом. – Или о любых других женщинах. У меня, кроме Сасни, никого в жизни не было, никого! А она думает, будто владеет мной.

– Они с Суордом очень похожи, – осторожно заметил Хадри.

Они замолчали. Из глаз Дуун совсем по-детски лились слезы, но она даже не собиралась их вытирать. Выпрямив спину, она сидела, отгородившись от Хадри достоинством женщин Меруо, и даже ухитрилась сложить свой мешочек для продуктов.

– Я тоже мало что знаю о женщинах, – признался Хадри, сохраняя собственное достоинство. – Или мужчинах. Я знаю, что люблю Суорда. Но я… мне нужна свобода.

– Свобода! – воскликнула Дуун, и ему сперва показалось, будто она передразнивает его. Как оказалось, совсем наоборот – она разразилась потоком слез и, громко всхлипывая, уронила голову на колени. – Мне тоже! Мне тоже нужна свобода!

Хадри робко протянул руку и погладил ее плечо.

– Я не хотел заставлять тебя плакать, – пробормотал он. – Не плачь, Дуун. Послушай. Если мы… если мы испытываем одно и то же и думаем одинаково, то мы сможем что-нибудь придумать. Нам ведь совсем не обязательно жениться. Мы можем остаться друзьями.

Дуун кивнула, хотя еще некоторое время всхлипывала. Наконец она подняла распухшее от слез лицо и взглянула на него блестящими влажными глазами.

– Мне хотелось бы иметь друга, – призналась она. – У меня никогда его не было.

– А у меня здесь только один друг, – сказал он, подумав, насколько она оказалась права, посоветовав поговорить с Дуун. – Аннад.

– Кто? – изумилась Дуун.

– Аннад. Утренняя женщина из Первого седорету.

– Что ты имеешь в виду? – Она не насмехалась над ним, а лишь очень удивилась. – Это же Техео.

– Тогда кто такая Аннад?

– Она была Утренней женщиной из Первого седорету четыреста лет назад, – ответила Дуун, не сводя с Хадри ясных озадаченных глаз.

– Расскажи о ней.

– Она утонула – здесь же, у подножия Скалы. Всё ее седорету вместе с детьми спустилось вниз, на пески. Как раз в те времена приливы перестали доставать до Меруо. И вот они все вышли на песок, планируя, где копать канал, а она осталась наверху, в доме. Она заметила на западе шторм и поняла, что ветер может нагнать один из больших приливов. Тогда она побежала вниз, предупредить их. А прилив действительно пришел, дошел до Скалы и двинулся дальше, как это было прежде. Но все успели его обогнать и спастись… кроме Аннад. Она утонула…

Позднее ему о многом пришлось размышлять – и об Аннад, и о Дуун, – но тогда он не удивился, почему Дуун ответила на его вопрос, но сама ни о чем его не спросила.

И лишь гораздо позднее, уже полгода спустя, он спросил:

– Помнишь, когда я сказал, что встретил Аннад… в тот первый раз, когда мы заговорили?

– Помню, – ответила она.

Они находились в комнате Хадри – прекрасной комнате с высоким потолком и выходящими на восток окнами, традиционно занимаемой кем-либо из членов Восьмого седорету. Лучи утреннего летнего солнца согревали их постель, а в окна задувал легкий ветерок с материка, напоенный запахами земли.

– Разве тебе не показалось это странным? – спросил он. Его голова лежала на ее плече. Когда она заговорила, он ощутил на волосах ее теплое дыхание.

– Тогда все было таким странным… даже не знаю. К тому же если бы ты услышал прилив…

– Прилив?

– Зимними ночами. Если в доме подняться высоко, на чердак, то можно услышать, как надвигается прилив, как он разбивается о Скалу и катится дальше, к холмам. Это бывает, когда прилив действительно высокий. Но до моря несколько миль…

Суорд постучал, подождал их приглашения и вошел, уже одетый.

– Вы все еще в постели? Так мы едем в город или нет? – спросил он, величественный и великолепный в белой летней куртке. – Сасни уже ждет нас во дворе.

– Да-да, мы уже встаем, – ответили они, тайком обнимаясь под одеялом.

– Поторопитесь! – велел он и вышел.

Хадри сел, но Дуун потянула его обратно.

– И ты видел ее? Говорил с ней?

– Дважды. И никогда больше не приходил туда потом, когда ты сказала, кто она такая. Я боялся… Не ее. А того, что ее там не окажется.

– И что она сделала? – негромко спросила Дуун.

– Она не дала нам утонуть, – ответил Хадри.

Население Ки’О делится на две равные половины, или мойети, именуемые (в силу древней религиозной традиции) Утренними и Вечерними. Каждый член этого социума принадлежит к касте своей матери и не может иметь интимной связи ни с кем из своей касты.