Сергей Калашников - Внизу наш дом - второй вариант

- Сегодня, второго июля, после долгих упорных боёв, нанеся противнику урон в живой силе и технике, наши войска оставили населённые пункты Лида, Слоним, Кобрин и Луцк, - с печалью в голосе сообщил Левитан.

Словно протяжный вздох, вырвался из груди великана - настолько единодушно всеобщее огорчение.

- Ожесточённые бои идут в районе Тернополя и Черновцов, а также на Барановичском направлении, - несколько бодрее продолжает всеми любимый диктор. Потом следуют ещё несколько не столь значительных моментов и, наконец: - Румынским захватчикам, несмотря на многократное численное превосходство, не удалось сломить сопротивление защитников города Браилов.

То, что Браилов он назвал городом, я ему прощаю. На мой взгляд, это слово для данного населённого пункта великовато. Да и не в этом, собственно, дело. Главное - Москва помнит о нас, и это заметно поднимает настроение даже у такого прожжённого циника, как ваш покорный слуга.

Подхожу к висящей прямо на стене большой школьной карте, где только что переставили флажки, и отмечаю для себя - Минск-то всё ещё наш. А в прошлом варианте немцы его к этому моменту уже захватили. И еще, хотя дело уже к вечеру, о форсировании противником Прута и начале наступления на Бельцы в штаб корпуса сообщений не поступало. То есть, действительно, упорная оборона. С потерями, с отводом войск, с обидными поражениями, но без утраты управления войсками.

Конечно, на карте Генштаба, наверняка, можно рассмотреть значительно больше - возможно там помечены и танковые клинья, и окружённые дивизии, но по сравнению с тем, что хранит моя память, картина выглядит не столь удручающей.

- И что такого радостного ты тут увидел? - ко мне подходит Аркадий Автандилович в форме старшего майора НКВД в сопровождении адмирала Исакова.

- Отличия в том, что есть, по сравнению с тем, что могло бы быть.

- Стоп-стоп, - останавливает меня безопасник. - Давайте-ка поговорим в тихом месте...

- ...у тёплой стенки, - завершаю я его фразу.

- Где нет чужих ушей, - наставительно поправляет Автандилович.

- Тогда, прошу за мной, - мы заходим в сарай, где складированы боеприпасы и устраиваемся на ящиках с патронами - тут в Галаце что-то вроде перевалочного пункта, поэтому найти свободное помещение не так-то просто - проходной двор, а не населённый пункт. А здесь часовой у двери - он посторонних не пустит.

- Александр Трофимович! Ну что вы так вцепились в эту Бюхель!? - набрасывается на меня безопасник, едва закрывается дверь. - Ведь взрослый человек, должны понимать, что она немка, а значит, может оказаться предательницей или шпионкой.

- Это единственный вопрос? - спрашиваю я как можно более спокойным голосом.

- Нет, не единственный.

- Огласите весь список, пожалуйста.

Сидящий на ящике Исаков хлопает ладонью по коленке, и восклицает:

- Точно! Именно этот диссонанс и смущал меня всегда - темперамент и бесшабашность юнца под контролем зрелого мужчины. То есть вам, Александр Трофимович, примерно столько же лет, сколько нам обоим вместе взятым?

- Ну-у, - неопределённо кручу пальцами в воздухе, - где-то так. И не зрелого мужчины, а перезрелого старого сморчка. Так что там насчёт остальных вопросов?

- Собственно, второй вопрос от меня, - Иван Степанович смотрит вопросительно.

- Я вас внимательно слушаю.

- Его непросто сформулировать. Отношения в вашем полку очень уж необычные. То деспотические, то панибратские. У меня на глазах подчинённый оттолкнул командира - вы даже замечания ему не сделали. Но, с другой стороны - слушаются вас беспрекословно и исполняют порученное с завидным рвением и толком. Хотелось бы понять, как такое возможно?

- Могут в ухо засветить и от пули заслонить, - кивнул я. - Попробую ответить. Так вот, - повернулся я к Автандиловичу. - Мне глубоко фиолетово, что Бю предательница. И, что она шпионка, тоже розово до тех пор, пока она валит Мессеры и прикрывает мой хвост. Если она перестанет это делать, полк станет хуже справляться с работой. Тут всё примитивно и просто. Что же касается отношений, то тут, как раз очень сложно.

Понимаете, хороший истребитель должен быть драчуном и забиякой. Агрессивным, предприимчивым, самоуверенным и напористым. Увереным в себе, в командире, подчинённых и товарищах. И в неотвратимой победе. Такое состояние души, которое отчасти можно передать термином "командный дух". При этом, не забывайте, что с техникой необходимо быть исключительно аккуратным, а с врагом - осторожным и предусмотрительным. И как, скажите на милость, затолкать столько всего разного одновременно в обычную человеческую душу?

- Кажется, я улавливаю, - кивнул Исаков. - Это как у хорошо сплаванной команды в кабаке на берегу - тронь одного, и все полезут в драку.

- Спевшиеся, сработавшиеся, - согласился я. - Но при этом ещё и невыносимые зазнайки, заносчивые индивидуалисты, забияки и... ну просто не знаю, что ещё.

- Вы, сударь, и без того наговорили достаточно. Ваши слова полны чувств, словно у восторженного влюблённого, повествующего о возлюбленной.

- Точно. Чувства. Передать чувства, настроения, эмоции, - забормотал я себе под нос, невольно прислушиваясь - где-то снаружи звенела гитара. - Если сможете немного подождать, я попытаюсь.

Выскочив за дверь, заторопился к кружку моряков, слушающих пение одного из них. Дождавшись, когда смолкнет последний аккорд, попросил:

- Товарищ краснофлотец! Мне нужно спеть, а без музыки я не могу. И играть не умею. Может быть, поможете?

- А что играть? Напойте, что ли. Попробую подобрать.

- Там три аккорда, - мысленно считая про себя, я указал точное число ударов по струнам, а потом мы опытным путем нашли, в какой последовательности их менять.

В склад моего аккомпаниатора часовой не пустил. Нет, ничего не сказал, но так укоризненно посмотрел.... Я не стал напирать на своё начальственное положение - вопрос решался без нажима. То есть, дверь распахнута, гитарист снаружи, а я внутри.

Взглянув на адмирала и старшего майора, по-прежнему сидящих на ящиках, махнул рукой краснофлотцу, чтобы начинал, и при первых же аккордах запел с выражением, старательно поднимая интонацию к концу каждого четверостишия.

Меня укусила акула,

Когда я стоял в океане,

Но я оставался спокоен,

Терпел, но закончил работу.

Потом прибежали ребята,

И эта акула узнала,

Что значат румяные парни

Из третьей ремонтной бригады.

Аквалангисты - это хорошо,

И взрослые знают, и дети,

Мы радость творим на планете,

Аквалангисты - это не игра.

Сиреневым пламенем дышат

Большие кирпичные домны,

Противник на нашу погибель

Готовит подводные лодки.

Но мы тоже люди не промах,

Мы прячемся в черные дыры,

У нас есть такие приборы,