Герберт Уэллс - Остров доктора Моро (пер. Быкова)

Но, конечно, мнѣ не хотѣлось помирать, и одинъ случая заставилъ меня вновь взяться за дѣло, показавъ, какимъ безуміемъ съ моей стороны было проводить время въ бездѣйствіи, когда сосѣдство чудовищъ грозило мнѣ съ каждымъ днемъ все большими опасностями.

Я лежалъ подъ тѣнью сохранившейся части стѣны ограды, блуждая взоромъ по морю, какъ вдругъ вздрогнулъ отъ прикосновенія чего-холоднаго къ моимъ ногамъ и, обернувшись, увидѣлъ тихохода, мигающаго передо мною своими глазами.

Онъ уже давно утратилъ даръ слова и быстроту походки, ого длинная шерсть день ото дня становилась гуще, а твердые когти — болѣе согнутыми. Когда онъ увидѣлъ, что привлекъ мое вниманіе, то захрюкалъ какъ-то особенно, удалился немного въ кусты и снова повернулся ко мнѣ.

Сперва я не понялъ, но потомъ уразумѣлъ: онъ хотѣлъ, повидимому, чтобы я послѣдовалъ за нимъ, что я и сдѣлалъ, въ концѣ концовъ, хотя медленно, такъ какъ было очень жарко. Когда мы добрались съ нимъ до деревьевъ, тихоходъ взобрался на нихъ, ибо ему легче было двигаться по свѣшивающимся съ деревьевъ ліанамъ, чѣмъ по землѣ.

Вдругъ, на истоптанномъ мѣстѣ, моимъ глазамъ представилась ужасная группа. Мой Сенъ-Бернаръ мертвымъ лежалъ на землѣ, а подлѣ него на корточкахъ сидѣла Гіена-Свинья, съ наслажденіемъ хрюкая и фыркая, и сжимала въ ужасныхъ когтяхъ своихъ еще трепещущее тѣло противника. При моемъ приближеніи, чудовище подняло на меня свои сверкающіе глаза и, закусивъ окровавленными зубами губы, грозно заворчало. Оно не оказалось ни испуганнымъ, ни пристыженнымъ, послѣдніе слѣды человѣчества исчезли въ немъ. Я сдѣлалъ шагъ впередъ, остановился и вынулъ свой револьверъ. Наконецъ-то, мы находились лицомъ къ лицу.

Звѣрь не дѣлалъ никакой попытки къ бѣгству. Его шерсть ощетинилась, уши пригнулись, и весь онъ съежился. Я прицѣлился между глазъ и выстрѣлилъ. Въ тотъ-же моментъ чудовище громаднымъ прыжкомъ кинулось на меня и опрокинуло, какъ кеглю. Оно пыталось схватить своими безобразными когтями мою голову, но неразсчитанный прыжокъ унесъ его дальше, и я очутился какъ разъ подъ всѣмъ его туловищемъ. Къ счастью, зарядъ попалъ въ намѣченное мною мѣсто, и чудовище испустило духъ уже во время своего прыжка. Съ трудомъ освободившись изъ подъ его тяжелаго тѣла, я поднялся, весь дрожа, и посмотрѣлъ на звѣря, трепетавшаго еще въ послѣдней агоніи. Итакъ одной опасностью стало меньше; однако, это было только первое возвращеніе къ своимъ прежнимъ животнымъ инстинктамъ изъ цѣлаго ряда другихъ, которыя, по моему твердому убѣжденію, должны были произойти.

Я сжегъ оба трупа на кучѣ хвороста. Теперь для меня стало ясна необходимость немедленно покинуть островъ, такъ какъ моя гибель была не болѣе какъ вопросомъ дня. За исключеніемъ одного или двухъ, всѣ чудовища уже оставили оврагъ, чтобы устроить по своему вкусу берлоги среди чащи острова. Они рѣдко бродили днемъ и большая часть изъ нихъ спала отъ зари и до вечера, такъ что островъ могъ покачаться кому-нибудь изъ вновь прибывшихъ на него пустыннымъ. Ночью-же воздухъ наполнялся ихъ перекличками и воемъ. Мнѣ пришла мысль о полномъ истребленіи ихъ — устроить западни и перерѣзать всѣхъ. Будь у меня въ достаточномъ количествѣ патроны, я, ни минуты не колеблясь, принялся-бы за истребленіе, звѣрей, такъ какъ кровожадныхъ хищниковъ оставалось не болѣе двадцати, самые свирѣпые были уже убиты. Послѣ смерти моего послѣдняго друга Человѣка-Собаки, я усвоилъ себѣ привычку въ большей ни меньшей степени спать днемъ, чтобы ночью быть насторожѣ. Въ моей хижинѣ среди развалинъ ограды входное отверстіе было настолько съужено мною, что въ него нельзя было попасть, не производя значительнаго шума. Чудовища, къ тому же, позабыли разводить огонь, и ими овладѣвала боязнь при видѣ пламени. Еще разъ принялся я со страстью собирать и связывать колья и сучья для плота, на которомъ могъ-бы бѣжать, но встрѣтилъ тысячу затрудненій.

Во время прохожденія мною учебнаго курса въ заведеніяхъ еще не введена была система Слойда, и неловкость моихъ рукъ сказывалась на каждомъ шагу. Однако, такъ или иначе, послѣ многихъ усилій мнѣ удалось привести свое дѣло къ концу, и на этотъ разъ я особенно позаботился о прочности плота. Меня сильно смущало то обстоятельство, что мнѣ придется плыть по рѣдко посѣщаемымъ водамъ. Я попробовалъ изготовить себѣ немного глиняной посуды, но почва острова не содержала въ себѣ глины. Напрягая всѣ свои способности ума и стараясь разрѣшить послѣднюю задачу, я обошелъ островъ со всѣхъ сторонъ, но безъ успѣха. По временамъ на меня нападали припадки бѣшенства, и въ такія минуты возбужденія я безцѣльно рубилъ топоромъ ни въ чемъ неповинныя пальмы.

Наступилъ ужасный день, проведенный мною въ какомъ-то экстазѣ. На юго-западѣ показался парусъ какъ бы небольшой шкуны. Я немедленно развелъ громадный костеръ изъ хвороста, услышалъ грозное рычаніе и замѣтилъ блеснувшіе бѣлизной зубы животныхъ, — невыразимый ужасъ овладѣлъ мною. Я повернулся спиною къ нимъ, поднялъ парусъ и сталъ грести въ открытое море, не смѣя вернуться.

Всю ночь продержался я между островомъ и рифами, затѣмъ, утромъ добрался до устья рѣчки и наполнилъ прѣсной водою боченокъ, найденный въ шлюпкѣ. Потомъ, съ терпѣніемъ, на какое только былъ способенъ, я набралъ нѣкоторое количество плодовъ, подстерегъ и послѣдними тремя зарядами убилъ двухъ кроликовъ… Во время моего отсутствія, изъ боязни къ чудовищамъ, лодка оставалась привязанной къ острому подводному рифу.

Вечеромъ я уѣхалъ съ острова; небольшой юго-западный вѣтерокъ гналъ мою лодку, и она медленно подвигалась впередъ въ открытое море. Островъ, по мѣрѣ моего удаленія отъ него, уменьшался все болѣе и болѣе, и, наконецъ, одни только спиральныя струйки дыма вулкана на фонѣ неба, залитаго лучами заката, выдавали его присутствіе.

Такъ блуждалъ я по морю въ продолженіе трехъ дней, расходуя съ чрезвычайною бережливостью ѣду и воду.

На третій меня меня приняли на бригъ, который шелъ изъ Азіи въ Санъ-Франциско; ни капитанъ, ни его помощникъ не хотѣли вѣрить моей исторіи, думая, что мое долгое одиночество и постоянные страхи лишили меня разсудка.

Тогда, боясь, что того-же мнѣнія будутъ держаться и другіе люди, я старался избѣгать разсказовъ о своихъ приключеніяхъ и рѣшилъ совершенно не вспоминать о происшедшемъ со мною послѣ кораблекрушенія судна «Dame Altière» и до того момента, когда я былъ взятъ на бригъ, т. е. вычеркнуть изъ свой памяти цѣлый годъ своихъ мытарствъ. Мнѣ приходилось дѣйствовать съ чрезвычайною осмотрительностью, чтобы не быть принятымъ за помѣшаннаго. Меня часто посѣщали воспоминанія о Законѣ, о погибшихъ двухъ морякахъ, о трупѣ въ чащѣ камышей. Наконецъ, какъ ни мало естественнымъ можетъ показаться это, тѣмъ не менѣе, при мысли о возвращеніи въ общество себѣ подобныхъ, я, вмѣсто разсчитываемой спокойной жизни и довѣрія среди людей, почувствовалъ въ сильнѣйшей степени тотъ смутный страхъ, который безпрерывно мучилъ меня во время пребыванія моего на островѣ.