Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы: Левая рука тьмы. Планета изгнания. Гончарный круг неба. Город иллюзий

Мы вошли в большую, теплую, ярко освещенную комнату, полную пищи и запаха пищи, людей и голосов людей. Я ухватился за плечо Эстравена. Незнакомые лица повернулись к нам. Незнакомые глаза. Я забыл, что существуют другие люди, не похожие на Эстравена. Я испугался.

В сущности, это была небольшая комната, а толпа незнакомцев — семь или восемь человек, все не менее ошеломленные, чем я.

Никто не приходит в домейн Куркураст среди зимы с севера. Они смотрели на нас. Все разом смолкли.

Эстравен заговорил, голос его был еле слышен.

— Мы просим гостеприимства домейна.

Шум, суматоха, смятение, тревога, приветствия.

— Мы пришли со льда Гобрин.

Шум еще громче, голоса, вопросы. Все столпились вокруг нас.

— Присмотрите за моим товарищем.

Мне показалось, что это сказал я, но на самом деле сказал Эстравен. Кто-то усадил меня. Нам принесли пищу. За нами ухаживали, мы были дома.

Невежественные, сварливые, неразговорчивые, суеверные люди этой бедной земли.

Их великодушие позволило нам благополучно закончить путь. Они давали обеими руками, не делили, не считали. А Эстравен также принимал данное, как лорд среди лордов или нищий среди нищих, как человек среди своих.

Для рыбаков, которые живут на краю края, на пределе обитаемой земли и слабо населенного континента, честность также необходима, как и пища. Они никогда не обманывают. Эстравен знал это, и когда через день или два они начали расспрашивать нас, косвенно и уклончиво, с должным вниманием к шифгретору, почему мы решили зимой пересечь лед Гобрин, он сразу ответил:

— Я не хотел бы избирать молчание.

— Хорошо известно, что благородные люди могут быть изгнаны, но тени их от этого не уменьшаются, — сказал хозяин трактира, второе после лорда лицо в деревне, чей трактир представлял собой нечто вроде клуба для всех жителей домейна.

— Один человек может быть вне закона в Кархиде, другой в Оргорейне, — сказал Эстравен.

— Верно, и один может быть изгнан кланом, а другой — королем в Эрхенранге.

— Король не может сократить тень человека, как бы ни пытался, — заметил Эстравен.

Хозяин трактира выглядел удовлетворенным. Если бы Эстравена изгнал его собственный клан, это вызвало бы осуждение, но отношение к нему короля здесь не считали особо важным. Что же касается меня, то изгнание из Оргорейна говорило в мою пользу.

Мы не сообщили наши имена своим хозяевам в Куркурасте. Эстравен не хотел пользоваться вымышленными именами, а наши настоящие имена раскрывать было нельзя.

Ведь не только кормить Эстравена, давать ему одежду и кров, но даже просто говорить с ним было преступлением. Даже в отдаленной деревушке на берегу залива Гутон имеется радио, и жители не смогут отговориться незнанием приказа об изгнании. Только если имя гостя неизвестно, это может служить каким-то извинением.

Опасность для жителей деревни с самого начала угнетала Эстравена. На третью ночь нашего пребывания здесь он пришел в мою комнату, чтобы обсудить наши дальнейшие действия.

Кархидские деревни напоминают древние замки Земли: в них мало или вообще нет частных домов. Но в высоких зданиях очага, Высшего Дома, каждый из пятисот жителей мог пользоваться уединением в комнатах, к которым вели древние коридоры со стенами в три фута толщиной.

Нам отвели комнаты на третьем этаже Очага. Я сидел в своей комнате у огня.

Жарко пылал торф из Шенсейских болот, распространяя сильный аромат, когда вошел Эстравен. Он сказал:

— Нам нужно уходить отсюда, Дженри.

Я помню, как он стоял в тени, босой, в меховых брюках, которыми снабдил его лорд.

У себя дома и в том, что они считают теплом, кархидцы часто ходят босиком и полуодетые. За время пути Эстравен утратил свою гладкость и полноту, которые составляют отличительные черты физиологии гетенианцев. Он был очень худ, а лицо его было обожжено морозом, как огнем.

— Куда?

— На юго-запад, я думаю. К границе. Нам прежде всего нужно отыскать передатчик, и достаточно мощный, чтобы связаться с вашим кораблем. После этого мне нужно отыскать укрытие или временно вернуться в Оргорейн, чтобы не навлекать наказания на тех, кто помог нам здесь.

— Как вы вернетесь в Оргорейн?

— Как и раньше: пересеку границу. У орготов ничего нет против меня.

— Это не ближе, чем в Сассиноте.

Я моргнул. Он улыбнулся.

— А ближе нет?

— Около ста пятидесяти миль. Мы прошли больше и в худших условиях. Здесь есть дороги, нам могут даже помочь с транспортом.

Я согласился, но перспектива нового зимнего путешествия угнетала меня. К тому же это было путешествие назад к проклятой границе, куда уйдет Эстравен и оставит меня одного.

Я подумал немного и, наконец, сказал:

— Есть одно обязательное условие, которое Кархид должен будет принять перед грядущим вступлением в Экумен. Аргавен должен отменить ваше изгнание.

Он ничего не сказал, но стоял, глядя в огонь.

— Я настою на этом, — добавил я.

— Спасибо, Дженри.

Голос его теперь был очень похож на женский. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Но не думаю, что я смогу скоро увидеть свой дом. Двадцать лет я провел в изгнании. Приговор короля немного добавил к моему изгнанию. Я позабочусь о себе, а вы позаботитесь о себе и Экумене. Это вам придется делать одному. Как можно быстрее вызовите корабль. Потом можно будет подумать и обо мне.

Мы еще два дня оставались в Куркурасте, откармливались и отдыхали. Мы ждали снегоочиститель, который мог бы подвезти нас на юг. Хозяева просили Эстравена рассказать, как мы шли через лед. Он рассказывал как человек, знакомый с устной традицией, так что рассказ превратился в сагу, полную традиционных выражений и даже эпизодов, но точную и ясную, от серного огня и тьмы между Дрампером и Дромаголом, до кричащих порывов бури, которые врываются в залив Гутон из горных ущелий с комическими вставками, вроде падения Эстравена в пропасть, с мистикой, когда он говорил о звуках и молчании льдов, о бестеневой погоде, о вечной тьме. Я слушал, как зачарованный, вместе с остальными, не отрывая взгляда от смуглого лица друга.

Мы покинули Куркураст в тесной кабине снегоочистителя, одной из тех больших мощных машин, которые утрамбовывают снег на кархидских дорогах, чтобы сделать их проходимыми зимой. Чтобы убрать снег с них, потребовалась бы половина денег и времени всего королевства, да и к тому же все переезды зимой совершались на полозьях. Снегоочиститель двигался со скоростью две мили в час и привез нас в следующую от Куркураста деревню уже затемно. Как и повсюду, нас гостеприимно встретили, накормили и приютили на следующую ночь. Следующий день мы шли пешком.

Теперь мы уже достаточно удалились от берега и от береговых холмов, которые принимают на себя главный удар северного ветра, и шли по более населенной местности, так что передвигались мы не от лагеря к лагерю, а от очага к очагу. Несколько раз нас подвозили снегоочистители, один раз на целых тридцать миль. Дороги, несмотря на частые снегопады, были в хорошем состоянии. С собой у нас всегда был запас пищи, данный предыдущим хозяином, а в конце дневного путешествия нас ждала крыша над головой и огонь в очаге.