Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)

— Где вас, ребята, носило? — спросил он. — И где, Христос спаси и помилуй, вы угнали это ? И что это такое?

Мы постарались все ему объяснить, как только могли, а после этого объяснять принялся уже он. Оказывается, нас искали до последней минуты, а потом Полю пришлось вернуться в лагерь номер один, чтобы выполнить договоренность с «Джиттербагом». Он поручил Сергею отвести нас туда, если мы объявимся.

— Он записку вам оставил, — добавил Сергей, порывшись в карманах.

Мы прочли:

Дорогие друзья!

Очень жаль, что мне приходится уехать и оставить вас, двух раззяв ненормальных, но вы не хуже моего знаете, что нас поджидает расписание. Я бы сам тут остался, чтобы доставить вас домой, но ваш товарищ Сергей настаивает, что это его преимущественное право. Всякий раз, когда я пытаюсь воздействовать на его рассудок, он заползает еще дальше в нору, скалит зубы и рычит. Как только получите эту записку, немедленно берите ноги в руки и двигайте к лагерю номер один. Бегом, не шагом. Мы задержим « Джиттербаг », но вы ведь знаете, как наша милая старая тетушка Хэтти не любит, чтобы нарушали ее расписание. Если вы опоздаете, ей это вовсе не понравится.

Когда увидимся, я вам так вытяну уши, что они свесятся до самых плеч.

Удачи вам!

P.S. Доктор Похлебкин, я захватил твой аккордеон.

Когда мы прочитали записку, Сергей сказал:

— Очень хочется еще послушать, что вы там нашли — и гораздо больше. Но сейчас надо торопиться в лагерь номер один. Хэнк, думаешь, Билл идти не может?

Я сам за себя ответил, энергично выкрикнув:

— Нет!

Возбуждение спадало, и я опять начал чувствовать себя скверно.

— Гм-м… Хэнк, а этот ходячий склад металлолома нас свезет?

— Да он куда угодно может отвезти. — Хэнк похлопал по нему рукой.

— Как быстро? «Джиттербаг» уже сел.

— Ты уверен? — спросил Хэнк.

— Я видел его след в небе по крайней мере еще три часа назад.

— Тогда поехали.

Этого путешествия я как следует не запомнил. Один раз они остановились и сменили лед на компрессе. Следующее, что я помню, — это как я проснулся от крика Сергея:

— Вон он, «Джиттербаг»! Я его вижу!

— «Джиттербаг», вот они мы! — вторил Хэнк.

Я сел и посмотрел. Мы спускались по склону, корабль был от нас не далее пяти миль, когда из его хвоста вырвалось пламя и он поднялся высоко в небо.

Хэнк застонал. Я снова лег и закрыл глаза.

Я снова проснулся, когда наше сооружение остановилось. Рядом стоял Поль. Положив руки на пояс, он вылупился на нас:

— Ну, самое время вам, пташки, лететь домой! — объявил он. — Но где вы раздобыли эту штуку?

— Поль, — поспешно объяснил Хэнк, — Билл очень болен.

— Ох ты! — Поль влез в шагалку и больше вопросов не задавал. Еще через секунду он обнажил мне живот и большим пальцем начал массировать между пупком и костью таза.

— Здесь больно? — спросил он.

Я был слишком слаб, чтобы двинуть его кулаком. Он дал мне таблетку.

Какое-то время я больше не принимал никакого участия в происходящих событиях, а произошло между тем вот что: капитан Хэтти ждала, по настоянию Поля, часа два, а потом объявила, что должна взлетать. У нее жесткий график, который согласован с «Крытым фургоном», и она не допустит, заявила она, чтобы восемь тысяч человек ждали двоих. Мы с Хэнком сколько угодно можем играть в индейцев, если нам так нравится, но не имеем права шутить с ее графиком. Поль ничего не мог поделать, так что он отослал остальных, а сам остался ждать нас.

В то время я ничего этого не слышал. Я смутно сознавал, что мы едем в шагающем фургоне, и дважды приходил в себя, когда мне меняли ледяной компресс, но весь путь я почти не помню. На самом деле мы двигались на восток, Хэнк управлял фургоном, а Поль был лоцманом — по наитию, на глазок. Прошло очень долгое и нудное время, пока мы не добрались до лагеря пионеров, расположенного за сотню миль, — и оттуда Поль радировал о помощи.

Не помню, как «Джиттербаг» прилетел за нами и как мы в него садились, помню только, как мы высаживались в Леде, то есть я вдруг услышал, как кто-то говорит:

— Давайте, быстрей! У нас тут мальчик с перфорированным аппендицитом!

Поднялся жуткий ажиотаж вокруг этой штуки, которую мы нашли, и он до сих пор продолжается, — но эта шумиха прошла мимо меня. Я был слишком занят суетой возле самых Врат Смерти. Тем, что жив, я обязан доктору Арчибальду. И Хэнку. И Сергею. И Полю. И капитану Хэтти. И еще какому-то неизвестному типу, жившему туг очень и очень давно, с расой и внешностью которого я все еще не познакомился, но который построил такую совершенную машину для преодоления труднопроходимой местности.

Я всех поблагодарил, кроме него. Все они приходили меня проведать в больнице, даже капитан Хэтти, которая на меня ужасно ворчала, а потом наклонилась и поцеловала в щеку перед уходом. Я так удивился, что чуть ее не укусил.

Приходили, конечно, Шульцы. Мама Шульц надо мной поплакала, папа дал мне яблоко, а Гретхен почти потеряла дар речи, что было так на нее непохоже. А Молли принесла близнецов, чтобы они на меня поглядели — и наоборот. Редакция ежедневной газеты Леды «Планета» организовала со мной интервью. Они желали знать наше мнение — были ли те штуки, которые мы нашли, изготовлены людьми — или нет? На этот вопрос ответить очень трудно, и личности поумнее меня все еще над этим размышляют.

Кого считать человеком?

Предметы, которые мы с Хэнком обнаружили в той пещере — а после там еще побывали ученые из службы проекта «Юпитер», — не могли быть сделаны людьми, во всяком случае, такими, как мы. Шагающий фургон был еще самый простой из всех находок. До сих пор назначения большинства тех предметов так и не определили. И никто не в состоянии вообразить, как могут выглядеть существа, которые их создали, — нет их портретов.

Кажется удивительным, но ученые пришли к выводу, что у тех существ вовсе нет глаз — таких, какими пользуемся мы. Так что им никакие изображения ни к чему.

Если хорошенько подумать, то само понятие «изображения» оказывается знакомо далеко не всем. Венерианцы не используют никаких картинок, марсиане тоже. Может быть, мы единственная раса во Вселенной, которая додумалась до такого способа создавать представление о вещах.

Значит, они не «люди» — в нашем понимании.

Но в определенном смысле этого слова они все-таки были людьми, хотя я не сомневаюсь, что вскрикнул бы от испуга, если бы встретил одного из подобных существ в темном переулке. Они обладали, как сказал бы Сеймур, важнейшим качеством — они управляли своей средой. Они не были животными, которые должны принимать то, что предлагает им природа; они подчинили природу себе.