Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)

Мое мнение, что это были люди.

Из всего самым странным явлением были кристаллы, и по этому поводу я не знаю, что и думать. Каким-то образом эти кристаллы связаны с той пещерой — или ангаром для космических кораблей, или чем бы там ни было. И все же они не могли или не хотели входить в пещеру.

Вот еще одно обстоятельство, которое зарегистрировали ученые проекта «Юпитер», которые туда явились после нас: этот громоздкий шагающий фургон прошел сквозь весь узкий каньон — но ни разу не наступил ни на один кристалл. Хэнк, наверно, очень хороший водитель. Но говорит, что это не его заслуга.

Словом, не спрашивайте меня. Я не понимаю всего, что происходит во Вселенной. Она слишком огромна.

В больнице у меня было достаточно времени подумать — и достаточно вещей, над которыми надо было хорошенько поломать голову. Например, о том, что приближается моя поездка на Землю — чтобы получить образование. Я, конечно, пропустил рейс «Крытого фургона», но это ничего не значило: я мог улететь на «Мэйфлауэре» через три недели. Но хочу ли я улетать? Это была самая первая проблема, которую предстояло решить. В одном я был уверен. Как только встану с постели, я сразу пройду испытание на нашивки. Я слишком долго это откладывал. Близкое соприкосновение со смертью всегда напоминает вам о том, что вы не вечны.

Но опять учиться? Это дело другое. Во-первых, как папа мне сообщил, совет проиграл судебный процесс против Комиссии: папа теперь не может использовать свои земные капиталовложения.

А во-вторых, это то, о чем говорил Поль, когда объяснял, почему он не бреется, — грядущая война.

Наверняка ли Поль знает то, о чем он тогда рассуждал? Если да, позволю ли я себе испугаться? Честно говоря, наверно, нет — Поль говорил, что до войны еще не менее сорока лет. Но ведь я-то не пробуду на Земле больше четырех или пяти, да и вообще — стоит ли бояться того, до чего остается еще так долго? Я пережил землетрясение и реконструкцию. Не думаю, что теперь меня что-нибудь может по-настоящему напугать.

Было у меня такое внутреннее подозрение: если вдруг начнется война, я запишусь добровольцем, а не буду ее избегать. Глупо — может быть.

Нет, войны я не боялся, но держал ее возможность в голове. Почему? Я наконец до этого докопался. Когда Поль пришел меня навестить, я его спросил:

— Послушай, Поль, эта война, о которой ты говорил… Когда Ганимед достигнет той стадии, на которой теперь Земля, это тоже будет означать войну? Не теперь — через несколько столетий?

Он улыбнулся, грустно так:

— К тому времени мы достаточно поумнеем, чтобы избежать такой передряги. По крайней мере, надо надеяться.

У него сделался отрешенный взгляд, и он добавил:

— Новая колония — это всегда новая надежда.

Мне понравилось, как он выразился: «Новая надежда»…

Я как-то слышал, что кто-то назвал так свою дочь — Надежда.

У меня все еще не было ответа на вопрос, лететь ли на Землю, когда в один субботний вечер ко мне пришел папа. Я заговорил с ним о стоимости проезда.

— Я знаю, Джордж, что земля практически моя, но для вас двоих это будет слишком большой расход.

— Напротив, — сказал папа, — мы управимся, для этого и делались сбережения. И Молли за это. Мы и близнецов отправим в земную школу, ты же знаешь.

— Даже если так, у меня нет чувства, что я имею на это право. А какая в этом реальная польза, Джордж? Не нуждаюсь я в каком-то заковыристом образовании. Я думал о Каллисто: это свежая, новая планета, еще не тронутая, с большими возможностями для человека, который все начинает с начала. Я мог бы найти работу в атмосферной экспедиции — Поль замолвит за меня словечко, — и стал бы расти вместе с проектом. Когда-нибудь я могу сделаться главным инженером целой планеты.

— Но не раньше, чем узнаешь о термодинамике больше, чем тебе известно теперь.

— А-а?

— Инженеры не просто «растут», они учатся. Они ходят на занятия.

— А я что, не учусь? Разве я не хожу в два твоих класса? Я могу стать инженером и здесь, для этого не нужно улетать за полмиллиарда миль.

— Чушь какая! Чтобы заниматься, нужна дисциплина. А ты даже свои испытания на нашивки не прошел. Потерял звание «орла».

Хотел я ему объяснить, что одно дело сдать испытания, а совсем другое — заниматься, чтобы их сдать. Я же занимался. Но не смог как следует этого объяснить.

Джордж поднялся:

— Слушай, сынок. Я хочу честно тебе сказать: и не мечтай стать главным инженером целой планеты, если не выучишься как следует. В наши дни даже фермер нуждается в образовании. Без него он останется просто деревенским увальнем, невежественным крестьянином, который сует в землю семена как попало и надеется, что они чудом прорастут. Я хочу, чтобы ты полетел на Землю и получил самое лучшее образование, какое Земля может тебе предложить. Я хочу, чтобы ты получил престижную ученую степень. МТИ, Гарвард, Сорбонна. Окончи какое-нибудь серьезное учебное заведение. Потрать на это определенное время, а уж после делай что хочешь. Ты уж поверь мне, это оправдается сторицей.

Я все это обдумал и ответил:

— Наверно, ты прав, Джордж.

Папа сказал:

— Ну, решай сам. Мне нужно спешить, чтобы успеть на автобус, а то придется шагать на ферму пешком. До завтра.

— Спокойной ночи, Джордж.

Я лежал без сна и все думал, думал… Вскоре пришла миссис Динсмор, ночная няня, выключила свет и пожелала мне спокойной ночи. Но я не спал.

Я понял, что папа прав. Не хочу я быть невежественным. Более того, я уже убедился, что люди, обладающие этими всякими степенями, имеют преимущества — они первыми получают работу, их быстрее продвигают. О'кей, получу корочки и пергамент, а потом вернусь и… Ну, может, отправлюсь на Каллисто, а может, новый участок возьму. Поеду — а потом вернусь.

И все-таки я никак не мог заснуть. Через некоторое время взглянул на свои новые часы — и увидел, что уже почти полночь: через несколько минут рассветет. Я решил, что стоит поглядеть рассвет. Возможно, я в последний раз буду здесь в воскресную полночь. И больше такого не увижу — долго-долго.

Я прокрался по коридору. Старушки Динсмор нигде не было видно. Я выбрался из здания.

Солнце стояло над самым горизонтом, к северу от себя я увидел, как первые лучи упали на верхнюю антенну энергетической установки, расположенной за милю отсюда, на пике Гордости. Было очень тихо и очень красиво. Старый добрый Юпитер над головой был в полуфазе, выпуклый, оранжевый и величественный. К западу от него из тени выходила Ио; пока я наблюдал, она переменила черный цвет на красный, а потом красный на оранжевый.

Интересно, каково будет снова очутиться на Земле? Снова чувствовать себя в три раза тяжелее? Я не ощущал себя тяжелым, я просто нормально себя чувствовал.